Всех троих привели в просторную комнату и указали каждому его место. Из внутренних дверей появился Вагнер, но остановился на пороге. Конвоир, по-видимому, ждал дальнейших распоряжений.
У Фушера иссякло терпение, он подошел к приоткрытой двери и потребовал от кого-то в коридоре:
— Соответствующее разрешение в префектуре получено, что же мы здесь зря тратим время?
Бауэр, Гомерский, Болендер, Френцель, Штангль — все эти лагерные палачи, которых в разное время Береку довелось увидеть на допросах, чередой прошли перед его мысленным взором. И вот еще один — Вагнер. Целыми днями он носился по лагерю словно гиена, высматривающая добычу. Стоило этому дьяволу в образе человека бросить на кого-то косой взгляд, и того ждал конец. Теперь он стоит, и вид у него жалкий, приниженный.
Куда девались его спесь и высокомерие. Когда-то густые волосы заметно поредели и потускнели. Оттого, что сутулится, он не кажется таким высоким. Только шея у него вытянута, как у жирафа, и выделяется тонкий горбатый нос на настороженном лице. Фушер же на вид моложав и спортивную осанку сохранил. Даже в одежде старается не отставать от моды.
Наконец все улажено. Конвоир покинул помещение, закрыв за собою дверь. Вагнер с деловым видом садится на стул. Расстегнутая рубашка обнажает ключицы и волосатую грудь.
— Господин Вагнер, как ваше самочувствие?
Берек не заметил, кто из двоих экспертов задал вопрос.
— На здоровье пока не жалуюсь, — уклончиво ответил Вагнер.
— Прекрасно.
Теперь у Фушера появилась возможность попытаться избавиться от непрошеного свидетеля.
— Тогда, быть может, нам следует попросить у доктора прощения за беспокойство и отпустить?
Но и Вагнер был начеку, а возможно, Тереза заранее к этому его подготовила, и тут же возразил:
— Это уж позвольте мне самому решить.
Фушер будто не расслышал и повторил:
— И все-таки мы бы вас просили…
— Исключено. Если вы хотите со мной говорить, то только открыто. И больше об этом не будем.
— На сей раз пусть будет по-вашему. Но мы должны быть уверены, что все останется между нами. Не знаю, что вам известно о нас, но о вас мы знаем не из сообщений печати о вашем аресте, взбудоражившем телеграфные агентства всего мира, а задолго до этого. Я лично занимался вашим делом еще в июне 1945 года. Американский отдел по расследованию военных преступлений находился тогда в австрийском городе Линце.
Весы, на которых намереваются взвешивать ваши немалые грехи, нас меньше всего интересуют. Иногда достаточно подуть небольшому ветерку, и стрелка на весах качнется в ту или другую сторону. Но чтобы стрелка весов качнулась в вашу пользу, нужна сила со стороны, а это, само собой разумеется, во многом зависит от того, как вы себя поведете. Никто из нас не намерен учинять вам допрос — признаете ли свою вину, или как объяснить вашу столь быструю карьеру во время войны. Фашистскую иерархию в целом и ваше досье в частности мы знаем хорошо. Даже среди гестаповцев вы выделялись своим, мягко выражаясь, довольно крутым характером.
Допустим на минуту, что Собибор и Треблинка были чем-то вроде рабовладельческих государств в миниатюре, а вы — полновластным хозяином рабов. Не качайте головой, будто это не так. Незаметной фигурой, пешкой вы не были. В том царстве, где вы властвовали, вы пользовались правами куда бо́льшими, чем рабовладелец. Вы возглавляли не только рабочий лагерь, но и фабрику смерти, и перед тем, как уничтожить людей, вы старались обобрать их дочиста, выжать из них все, что только можно. Штангль объяснял мне это следующим образом: «Мы нуждались в захваченной территории, но не в людях, это вынуждало нас создавать карательные отряды, а они сперва привлекали людей к принудительному труду и уж потом освобождались от них». Таким образом вы служили одновременно в двух ведомствах: в главном ведомстве по безопасности рейха — по части физического истребления людей, и в главном административно-хозяйственном ведомстве СС — по части изъятия собственности и использованию рабочей силы до ее уничтожения. О крупных конфискованных ценностях — движимости и недвижимости — говорить сейчас не будем, нас теперь интересуют главным образом особо ценные предметы — ювелирные изделия, произведения искусства, попавшие в частные руки.