Когда вы попались к нам в руки, мы, к сожалению, не знали об этих двух бриллиантах, которые вы утаили. Хотелось бы выяснить, куда ведут следы этих бриллиантов. Для этого я и приехал сюда, как только узнал о вашем аресте. Приехал не один, а захватил с собой вашего старого знакомого. Он сейчас в Бразилии, и если понадобится…
От волнения у Вагнера задрожали руки, а его выступающий кадык задвигался вверх и вниз. Вагнер не смог усидеть на месте и, как собака на цепи, стал нервно ходить от стены к стене. Спорить с Фушером — опасно, можно и не вырваться из-за решетки. Об этом его предупреждала Тереза и рекомендовала говорить с Фушером учтиво, внимательно его выслушивать и стараться по возможности задобрить.
— Герр Фушер, — сказал Вагнер, — вы разговариваете со мной, как судья или следователь, но, уверяю вас, то, что вы утверждаете, не более чем выдумка, и этим вы ничего не добьетесь. Такое мог вам сказать Карл Френцель, и то сомнительно. Скорее всего, Роберт Юрс — учетчик, актировавший в лагере конфискованное имущество, но в моем присутствии он от своих слов откажется. Мне в руки никакие бриллианты не попадали.
Фушер оскалился по-волчьи:
— Мне и минуты не потребуется, чтобы доказать, что все так, как я сказал. Вы только что упомянули неудавшегося актера-любителя Карла Френцеля и картежника Роберта Юрса. Не без основания вы предполагаете, что и они могли бы вас разоблачить. Кстати, главный мой свидетель также большой охотник до азартных игр. В свое время вы его доставили в Собибор из Терезенштадта. Зовут его Нэтн Шлок. Сейчас он живет в Америке. Там же проживает еще один ваш старый знакомый, тоже не немец, Джон Демьянюк. Этот — истинно ваш выкормыш. Он был взят вами из эсэсовской школы в Травниках, где вы, уже в то время признанный мастер пыток, преподавали. Вы, наверно, не забыли, как старательно Иван Демьянюк усваивал вашу науку? Он говорит, что вы вывели его в люди и поэтому он преклоняется перед вами. Это, однако, не помешает ему выступить свидетелем, и отнюдь не в вашу пользу. Он не смог со мной приехать. Им теперь занимается суд в Кливленде, и не исключено, что его лишат американского гражданства; тогда он еще больше будет напуган и зависим. Ни Демьянюк, ни Шлок ничего о вас выдумывать не станут, но теперь никто не будет возражать, если они скажут о вас больше, чем от них ожидают, и тем самым осложнят ваше положение.
Вагнер, — Фушер вдруг заговорил медленно, с остановками, — я понимаю, вам нелегко. Вы очутились как бы между двух огней: страшитесь не только оставшихся в живых узников лагерей, требующих возмездия, но и ваших вчерашних друзей, опасающихся, как бы вы им не повредили. На кого же, кроме меня, вы можете рассчитывать? У вас нет другого выхода, как пойти мне навстречу. За эти два бриллианта и некоторые другие ценные предметы и картины наследники их бывших владельцев готовы уплатить половину нынешней их стоимости. Что касается вашей дальнейшей участи, то, как только вас освободят, вы сможете податься на все четыре стороны. Вы исчезнете из виду, поселитесь где-нибудь и спокойно доживете свои дни. И вам вовсе незачем рваться навстречу своей гибели. Я говорю вам это прямо. Своему коллеге, Преснеру, я доверяю, а врача, коль скоро вы настояли на его присутствии, видимо, опасаться вам не приходится.
Короче говоря, подумайте хорошенько. Не забывайте о Шлоке и Демьянюке. Взвесьте все «за» и «против». После этого мы с вами еще раз встретимся, только с глазу на глаз. Если дело дойдет до того, что надо будет привести фамилии, адреса, вы это сможете сделать незаметно, не произнося вслух. Да, я сегодня должен ненадолго уехать. О дне моего возвращения будет знать фрау Тереза. Договорились?
ПО «НЕБЕСНОЙ ДОРОГЕ»…
Время, говорят, — лучший доктор. Самые тяжелые переживания со временем притупляются. Собибор же, видимо, исключение. Тот, кто испытал и пережил этот ад, не забудет его до конца своих дней.