— Как вы понимаете, о Менгеле я знаю не больше, чем парижанка Беата Кларсфельд. Откуда я о ней знаю? Во всех газетах о ней только и пишут. Кстати, я думала, что Беата, которую мы, немцы, зовем не иначе как «бешеный ангел мести», еврейка, но оказывается, это не так. Кларсфельд делает вид, что вершит правый суд, а думает о другом: денег у нее предостаточно, но этого ей мало; ей хочется еще стать лауреатом Нобелевской премии, и она уверяет всех, что вскоре ей удастся обнаружить место, где скрывается Менгеле. Я убеждена, что это одни слова. Иозеф Менгеле, мне кажется, совершил только одну ошибку: он не должен был афишировать свой развод с Иреной и тем более посылать в суд доверенность, заверенную в Буэнос-Айресе. После этого еще один «бешеный ангел мести», некий Герман Лангбейн из Вены, установил истинное местонахождение Менгеле, так что тот вынужден был бежать из Аргентины. В другой раз Менгеле ошибки не совершит, так что ни Кларсфельд, ни Лангбейну поймать его не удастся.
Да, подумал Берек, слишком рано Тереза спохватилась, что болтает лишнее, и, вероятно, впредь будет осмотрительнее. Не станет же он ей рассказывать, что бывший боец интернациональных бригад в Испании, а затем узник Дахау и Освенцима, Герман Лангбейн заканчивает документальную книгу о нацистских лагерях смерти и в ней немало места отведено не только «деяниям» Менгеле, но и Штангля и Вагнера. В печати об этом не сообщалось, а узнал он от Александра Печерского, с которым Лангбейн состоит в переписке. И все же Шлезингер пытается выяснить, почему Тереза, озабоченная судьбой Вагнера, упомянула о Менгеле, и делает это не в первый раз. Случайно ли это? Вряд ли. Правда, фрау Штангль любопытство доктора может не понравиться, но тем не менее он спросил, а Тереза, не чуя подвоха, ответила:
— Вы ведь знаете, доктор, я потеряла своего Польди, теперь хотят отнять у меня Густава. А могло быть совсем по-другому. Когда на крючок попадаются крупные щуки, пойманную ранее мелюзгу бросают обратно в воду. Да, да, Фушер прав, и только он один мне поможет. Нельзя терять ни минуты. С ним и со Шлоком я еще, правда, хорошенько поторгуюсь. Американец считает, что Густав будет нуждаться только в психиатре, а мне не хотелось бы раньше времени отпускать вас от себя. Как бы то ни было, вы получите полностью то, что было оговорено.
Как бы между прочим Берек спросил:
— А где вы этого Шлока найдете? — И, так как Тереза ответила не сразу, он продолжал: — Фушер при мне сообщил Вагнеру, что Шлок сейчас находится в Бразилии, но где именно — он не сказал.
И снова Береку улыбнулась фортуна. Тереза положила перед ним визитную карточку Шлока и пренебрежительно заметила:
— Иметь дело с этим субъектом мне не хочется. Я могла бы послать к нему своего адвоката, но, откровенно говоря, теперь уже сама не знаю, кому он служит — мне или американцу. Кто еще, кроме него, мог передать Густаву в тюрьму, чего от него хочет Фушер? Перетянуть Шлока на свою сторону вряд ли удастся, но за мзду он выложит все, что меня интересует, а главное — чем он мог бы повредить Вагнеру.
ВЕРУЮЩИЙ
Визит Шлезингера закончен. Широким, размашистым шагом идет он мимо газона, пахнущего только что скошенной травой. Солнце бьет в лицо, и, чтобы заслониться от него, кепку приходится надвинуть на лоб. Береку кажется, что его одежда отдает подвальной плесенью. Где она могла впитать в себя эту затхлость? Разве что в просторном будуаре фрау Штангль с настежь раскрытыми окнами, завешанными легкими гардинами. Пока Тереза не попадается на удочку. Берек еще не успел осмыслить все, что от нее услышал за эти несколько часов, но слова о Бормане и Менгеле врезались в сознание. Она чуть было не назвала место, где теперь скрывается обер-убийца из Освенцима. Фрау Штангль не могла не знать, что за поимку Менгеле обещано такое денежное вознаграждение, какого не обещали никогда за голову преступника.
Иозеф Менгеле! Ему теперь около шестидесяти семи лет. В его родном городе Гюнцбурге в Баварии отец Иозефа, Карл Менгеле, в начале века построил завод сельскохозяйственных машин. С годами завод разросся и превратился в крупное предприятие с филиалами в Австрии, Аргентине, Италии и Франции. Во главе фирмы теперь стоит младший брат Иозефа.
Когда Иозефу Менгеле исполнилось девятнадцать лет, он уехал в Мюнхен и занялся изучением медицины и философии. Там он вступил в национал-социалистскую партию, а несколькими месяцами позже — в ряды СС.
В Освенциме Менгеле зверствовал год и семь месяцев. Это ему не помешало вскоре после войны возвратиться в Гюнцбург, который тогда входил в американскую зону оккупации, и прожить там неполных четыре года.