Выбрать главу

ПЕПЕЛ СОБИБОРА

Столицу Шлезингер и Гросс покинули через несколько часов. День был на исходе. На широкую бетонную эстакаду, ведущую в Рио-де-Жанейро, они выехали не сразу, а сперва попетляли окольными дорогами, чтобы на всякий случай замести следы, сбить с толку тех, кто вздумает увязаться за ними. Разговора об этом они заранее не вели, но Леон, видимо, решил, что так будет вернее. Как говорится, береженого бог бережет. И Берек понимающе кивнул головой, одобряя действия своего друга.

Путь неблизкий: ехать им предстояло всю ночь напролет. Тяжелые тучи, видимо где-то уже не раз освобождавшиеся от своего влажного груза, пролились на землю не хилым и ленивым дождичком, оставляющим еле заметные следы на засушливой почве, а обильным, сильным потоком. Между быстро проносящимися тучами проглядывают клочки чистого неба, и на них — сияющие далекие звезды.

Асфальт стремительно уходит из-под колес. Берек опускает боковое стекло. Ветер треплет все еще густые седеющие волосы. Свежо, но вздрагивает он не от прохлады, а от мысли о смертельной опасности, которой они недавно счастливо избежали. Случилось это на участке дороги, где редко попадаются встречные машины и на многие километры вокруг ни живой души.

Их нагнала машина, мчавшаяся с бешеной скоростью. Оказавшись рядом с Гроссом, шофер резко повернул руль вправо. Удар — и Берека отбросило в противоположную сторону. Почти одновременно Леон тоже повернул руль вправо и смягчил удар. На этот раз самообладание и опыт Гросса помогли избежать катастрофы.

Берек поначалу не понял, произошло ли случайное столкновение или это заранее обдуманная попытка расправиться с ними? Зато Гросс, знавший на этой дороге каждый поворот и зигзаг, сразу понял: случись это метров на двести раньше, лететь бы им в пропасть. В этом они убедились, когда Леон остановил свой «фольксваген» и, включив задний ход, проехал немного по бетонке и осветил фарами крутой обрыв справа от шоссе. Намеревавшаяся столкнуть или напугать их машина помчалась вперед. Красные огоньки стоп-сигнала на ней подрагивали и, удаляясь, вскоре вовсе растворились в ночной мгле.

В голову лезут разные мысли: кто же вздумал в мирное время так зло и недвусмысленно замахнуться клинком? Какой-нибудь нацистский недобиток? Их тысячи — военных преступников, непосредственных участников акций по истреблению миллионов людей, разгуливают здесь на свободе. А может, кто-нибудь из новоиспеченных молодых поклонников Гитлера. Во многих странах для мафии СС время еще не остановилось. Дай им только волю — и они с радостью возьмутся загонять целые народы за железные решетки, окружат их колючей изгородью под током, высокими башнями и из бойниц нацелят на них дула крупнокалиберных пулеметов, автоматов. Не откажутся они и от ракет.

Возможно, пострадавшие от коричневой чумы преувеличивают опасность, их страхи надуманы? К сожалению, это не так, и, что бы ни говорили, горький опыт учит.

Бетонная эстакада здесь прямая как стрела, и монотонное приглушенное урчание мотора укачивает Берека. Сон вернул его в далекое прошлое, к пережитым кошмарным дням. Знать бы, как избавиться от этих страшных сновидений! Десятки событий, происшедших до и после войны, как бы окутаны густым туманом, а вот годы нацизма врезались в память, и нет от них избавления. Как забыть Собибор, где Штангль, Вагнер, Френцель и подвластные им наемники походили на взбесившихся погонщиков скота, загоняющих многотысячное стадо на бойню. Но гнали они на убой не скот, а людей — мужчин и женщин, детей и стариков, и, чтобы не дать им опомниться, заставляли проделать весь путь раздетыми догола, бегом мчаться в едином нескончаемом потоке к страшному концу. Стрелка часов не успевала передвинуться на несколько делений, и люди превращались в кучу пепла.

Пепел Собибора!

Слишком много боли, гнева и ненависти скопилось, и не просто стряхнуть это с себя, избавиться от них. Иногда случается, что горькие воспоминания, как сегодня, вдруг всплывают не только в полудреме, но и в минуты, когда весь он поглощен важным делом. Тогда, когда боязно было громко вздохнуть и приходилось, скрежеща зубами, заглушать крик боли и отчаяния, он, почти ребенок, умел зажать свое сердце в кулак или же заставить себя думать о том времени, когда можно будет не ползать больше на четвереньках, а снова стоять на ногах, жить и мстить врагу. Берек тяжело вздохнул. Лагерь навсегда лишил его сна и покоя.

Снова хлынул проливной дождь, и стекло пришлось поднять.