Спать на земле Береку не привыкать, и он тут же, не сходя с места, опустился на пол и вместо подушки подложил под голову кулак. Если бы можно было с такой же легкостью унять голод. Под ложечкой сосет невыносимо. Хоть бы чем-нибудь обмануть желудок. Нет, видно, досыта ему уже никогда не наесться. Об этом он и Рина знают давно. Правда, у бабы Ядвиги они не голодали, но ее больше нет в живых. Не случись несчастья, не попади Рина в руки к немцам, он бы, он…
Сон сморил его, будто опьянил. А мозг не дремлет — как в калейдоскопе, одно событие сменяет другое. Но даже и этот беспокойный сон был тут же прерван. Молчаливый человек растормошил Берека и жестом показал ему на узкие нары. Измученный Берек, едва добравшись до нар, снова впал в забытье.
Его опять кто-то разбудил, но это было уже на следующее утро. Приподнявшись, Берек не поверил своим глазам: перед ним было неслыханное богатство — полгоршочка суррогатного кофе и два ломтика синеватого ячменного хлеба. От нахлынувшего на него невыносимого чувства голода закружилась голова, а в ушах зазвенело, как будто рядом жужжал пчелиный рой. И снова этот упрямый молчальник одними глазами показал ему: «Ешь!» Из разговоров, что вели между собой ребята из станционной команды, Берек уже знал, какой здесь лагерный рацион: утром черный «кофе», днем — несколько ложек жидкой баланды и в конце дня — двести граммов хлеба и снова немного «кофе». Значит, человек этот поделился с ним последним. Какой же мерой измерить человеческую доброту?
Во время еды между ними как бы установился негласный уговор: «Смотри, молчи и слушай». И все же знакомство состоялось. Они назвали друг другу свои имена. Еврейский язык близок к немецкому, а хозяин каморки к тому же знает немного польский, и Берек набрался храбрости и заговорил первым:
— Господин Куриэл, разрешите, пожалуйста, выйти, мне нужно здесь разыскать одного человека.
Куриэл скосил взгляд в его сторону. Это должно было означать: «Я не ослышался? А если не ослышался, то, возможно, не так понял?»
Берек продолжал:
— Я должен разыскать одного человека. Он не знает, что со мной и где я, так вот, я должен…
— Выходить отсюда без разрешения нам обоим запрещено. В какой из рабочих команд состоит человек, которого ты разыскиваешь?
— Не знаю. Это девушка. Ее зовут Рина. Мы были вместе в лесу. Ее бы не схватили, но получилось так, что я оставил ее одну и она, должно быть, уснула. Ее увезли в Люблин, а оттуда сюда.
— Значит, вы до этого не были ни в гетто, ни в лагере?
— Нет. До наступления сильных холодов мы укрывались в лесу. Потом над нами сжалился один пастух, дед Мацей. Зиму мы прожили у него, но дальше там нельзя было оставаться.
— Он рисковал жизнью…
— И он, и баба Ядвига, и Тадек. Тадека из-за меня избили до полусмерти, добивались, чтобы он сказал, кто это рисует еврейские символы на шкатулках и табакерках, которые мы делали, но он меня не выдал.
— Рисунки ты мне потом покажешь. Скажи мне, как же ты очутился в лагере? Кто-то тебя выдал?
— Никто меня не выдавал. Одному из друзей деда Мацея удалось разузнать, что Рину доставили в Люблин, а оттуда ее и еще двести девушек привезли в Собибор. Вот я и направился по ее следу.
Берек рассказывает, как ему удалось пробраться в лагерь, и по тому, как слушает и смотрит на него Куриэл, трудно понять — верит он ему или нет. Но как раз об этих девушках из Люблина он знает. Ему о них рассказывал голландский художник Макс ван Дам. Позавчера им обоим показали несколько картин, чтобы установить их ценность. Ван Дам улучил минутку, чтобы рассказать ему о двухстах красавицах, которых удушили на глазах у Гиммлера.
— Скажи мне, как выглядела твоя сестра? Ты можешь ее обрисовать в нескольких словах?
— Рина не сестра мне. Она красивая, очень красивая. Помогите мне найти ее, и вы сами увидите. Словами описать ее я не могу. Я хотел пробраться к баракам, где живут девушки. Вы мне верите?
— Верю. Но помочь не могу. Здесь всего один женский барак, но там ты ее не найдешь.
— Где бы она ни была, я ее разыщу. Вы мне только объясните, как пройти в этот женский барак. А может, кто-нибудь из женщин сюда придет?
— Приходить сюда могут только два эсэсовских офицера и капо, что приносит нам еду. И больше никто. Это приказание самого Гиммлера.
— Сам Гиммлер?.. Господин Куриэл, откуда Гиммлер знает о вас? Вы ведь…
— Как тебе объяснить? — наконец разговорился Куриэл. — Я считался хорошим специалистом. Разбираюсь в драгоценных камнях, особенно в алмазах. Всю жизнь занимался этим делом. В Бельгии, в Голландии.