— На это мне трудно ответить. Он много рассказывал о себе.
— Куриэл — его настоящая фамилия?
— Нет.
— Придуманная?
— Почти.
— Что значит почти? А как его настоящая фамилия, знаешь?
— Фридрих Шлезингер.
— Кроме меня, ты еще кому-нибудь об этом говорил?
— Никому.
— Если ты только проговоришься, я вот этими руками вырву твой язык. Надеюсь, в этом ты не сомневаешься?
— Нет. Не сомневаюсь.
— В журнал учета заносятся все драгоценности?
— Не знаю.
— Говори. Твоему Куриэлу это не повредит. Он в драгоценностях не нуждается.
— Я понимаю. Но я такого журнала не видел.
— Что ж, он тебе не доверяет? А говоришь, он к тебе хорошо относится.
— Больше чем хорошо — как родной отец.
— Разве он не немец?
— Куриэл говорит, что он истинный немец.
— Ну, ну! — пригрозил ему Нойман кулаком. — Иди к Куриэлу, только не оглядывайся. Я приду вслед за тобой.
Берек уже перешагнул было границу между вторым и первым лагерем, как до него донесся крик Болендера:
— Господин унтершарфюрер! — И снова: — Господин унтершарфюрер Нойман! Этого парня — к газмейстеру Бауэру!
К Бауэру! Что теперь будет? Значит, конец. Бежать? Но куда? Здесь, в Собиборе, нет такого места, где можно было бы укрыться. Да и как побежишь, если подкашиваются ноги. Хорошо еще, что остановился он за стеной сапожной мастерской и ни Болендер, ни Нойман его не видят.
— Только не к Бауэру. Это запрещено!
Это говорит Нойман! Так отвечать Болендеру рискнет не каждый.
— Господин унтершарфюрер, я приказываю, немедленно исполняйте!
Конечно, Болендер на своем настоит. Кто здесь с ним может тягаться.
— Это исключено, — стоит на своем Нойман.
— Унтершарфюрер Иоганн Нойман, не забывайте, что за Куриэла отвечаю я. Так распорядился группенфюрер СС, генерал полиции Одилио Глобочник. В последний раз приказываю вам.
— Господин обершарфюрер Курт Болендер! Ворона взлетает высоко, а садится на падаль. Мои полномочия исходят от более высокопоставленного лица. Чтобы подтвердить ваше приказание, требуется по меньшей мере распоряжение оберштурмфюрера СС Франца Штангля. А теперь, если вы не хотите, чтобы я пристрелил вашего пса, держите его покрепче на поводке. Когда вы науськиваете его: «Менш, хватай собаку!» — не я один замечал, что он у вас не очень разбирается — ариец перед ним или недочеловек.
Болендера от таких слов чуть было не хватил удар. Своего огромного и свирепого пса он потянул на себя с такой силой, что тот заскулил. По тону Болендера сейчас трудно было предположить, что именно он выше рангом.
— Господин унтершарфюрер, — сказал он, — разрешите вам заметить, что мальчишка был свидетелем того, как вели колонну от железнодорожной платформы по «небесной дороге», и своими глазами видел все.
— Ну и что? А вам не кажется, что и в рабочих командах догадываются о своей участи?
— Но этому парню, возможно, стало известно такое…
— Дальше проволочного заграждения ему не уйти. Пламя костра проглотит все. Но в это же пламя может угодить и кое-кто из команды лагеря, если попытается использовать Куриэла в корыстных целях.
— Господин Нойман, доступ к Куриэлу имею не только я, но также и вы.
— Обо мне не тревожьтесь.
— А капо Шлок, который приносит им еду?
— Он болтать не станет. Встречу с Бауэром он желает оттянуть как можно дальше. Куриэл болен, и, если он умрет, не поздоровится нам обоим.
— Так, может, сообщить гарнизонному врачу?
— Кто, господин обершарфюрер, дал вам такое право? Если среди прибывших в эшелоне есть врач, распорядитесь, чтобы его задержали. Как только Куриэл перестанет в нем нуждаться, мы его отошлем. Начальнику кухни я прикажу выделить для Куриэла обеденную порцию из котла, в котором готовят еду для охраны. Вы с этим согласны?
— Разумеется, партайгеноссе[10].
— Вот и хорошо. Запомните, что на этот раз я помог вам избежать неприятностей.
Куриэл чувствовал себя немного лучше, но был очень встревожен. Увидев Берека, он, преодолевая слабость, начал его расспрашивать:
— Ты куда исчез? И весь в крови. Тебя что, били? К чему эта игра со смертью? Еще успеешь…
— Вам было очень плохо. Надо было что-то предпринять, вот я и пошел разыскивать Ноймана.
— И ты его разыскал?
— Да. Во втором лагере. Как раз в это время прибыл эшелон.
— Боже мой! Они ведь могли тебя вместе со всеми загнать в третий лагерь…