— Вы что, Саша, решили меня испытать или предупредить?
— Сейчас не время для пустых разговоров. Вас, если хотите знать, следовало бы судить, и все же мы вам доверяем жизнь шестисот человек. Предупреждения, надеюсь, излишни. Вы сами хорошо понимаете, что ждет вас в случае предательства… А теперь садитесь, обсудим план восстания.
Назавтра, 13 октября, рано утром, в столярную мастерскую зашел Бжецкий и отчитал Янека за то, что в казарме, где размещается охрана лагеря, плохо запираются двери.
— Откуда мне это знать? — оправдывался Янек. — Ведь нам запрещено туда входить.
— На все у вас находятся отговорки. Давайте плотника, я сам его сейчас туда отведу.
Нетрудно догадаться, что этим плотником был Печерский. Он прихватил ящик с инструментом и вышел вслед за Бжецким. В казарме в это время никого не было, и под видом проверки замков Александр закрыл дверь на ключ, заглянул в шкафы, где хранились винтовки, и убедился, что патронов ни в магазинах, ни в патронташах нет.
После обеда он вместе с Лейтманом забрался на чердак столярной мастерской; оба долго всматривались в ближний лес, правее ворот.
Проволочное ограждение решили перерезать возле дома, где жили немецкие офицеры. Лейтман высказал предположение, что большая часть зарытых мин опасности не представляет, так как это шумовые, сигнальные мины, и взорвать их можно будет при помощи заранее припасенных камней. Хорошо бы иметь под рукой и сухой песок, чтобы в нужную минуту бросить в глаза охранникам и ослепить их.
Посовещавшись, решили начать действовать прежде всего во втором лагере. В нем постоянно находятся четыре офицера-эсэсовца. Их необходимо первыми разоружить и уничтожить. Если это не удастся, считай, вся затея сорвалась, все пропало. Тогда гибель всех оставшихся в живых шестисот узников неминуема, причем гибель страшная — от зверских пыток. Кто же будет тем смельчаком, который отважится первым занести топор и тем самым дать сигнал к началу восстания? Лейтман хочет, чтобы Печерский тут же решил, кому это можно доверить. Александр надолго задумывается, перебирая в уме одно имя за другим.
Свойственные Шубаеву ловкость и сноровистость не изменили ему и в лагере. Как и все горцы, ходит он бесшумно, и иногда кажется, что его рваные опорки подбиты подушечками. Человек он немногословный, только скажи ему — он пойдет и сделает все, что потребуется. Его и надо послать в портняжную мастерскую, чтобы убрать Ноймана, исполняющего обязанности коменданта лагеря.
Стоит подать знак Аркадию Вайспапиру, и он лишь слегка кивнет головою, а в его больших синих глазах загорится огонек. Жизнь в неволе не сломила его; он как бы стал меньше ростом, но сохранил твердость в ногах и силу в руках. Аркадия Печерский пошлет к сапожникам, пусть сведет счеты с обершарфюрером Геттингером.
И на Розенфельда вполне можно положиться, хотя он еще очень молод. Накануне Печерский, размышляя над тем, какое поручение дать ему, спросил Семена, сколько ему лет. Такие вопросы здесь задавать не принято, и Семен с удивлением ответил ему вопросом на вопрос: «Как это вы узнали, что именно завтра мне может исполниться двадцать один год?» Так, с печальной трезвостью, Семен и сказал: «Может…» А как иначе скажешь здесь, в Собиборе? Розенфельд пойдет вместе с Шубаевым.
Не дрогнет рука и у Алексея Вейцена. Ему лучше всего поручить перерезать колючую проволоку возле дома, где живут офицеры.
«Так кто же начнет первым?» — размышляет Печерский. И ему вспоминается, как несколько дней назад прибыл эшелон с очередной партией узников. Были они все до единого голые, в чем мать родила. Их везли в таком виде, чтобы никто по пути не вздумал бежать. Печерский и Цибульский незаметно выглянули из-за угла одного из бараков — оттуда можно видеть все, что делается на территории третьего лагеря с его газовыми камерами. Вдруг раздался душераздирающий крик ребенка: «Мама! Ма…» В тот миг Александр подумал и твердо решил: «Если перед побегом не удастся свести счеты с палачами из Собибора, мы себе этого не простим». Александр подумал, а Цибульский, как бы угадав его мысль, подтвердил ее вслух. И сейчас Печерский решительно заявил:
— Группу, предназначенную для действий во втором лагере, поведет Борис Цибульский. Его я знаю лучше других, за него могу поручиться. Он и нанесет первый удар.
Вот так тщательно продумывая, взвешивая все «за» и «против», Печерский и Лейтман окончательно установили, кому из узников поручается ликвидировать эсэсовцев из охраны лагеря. Восстание начнется завтра, в четверг, 14 октября, во второй половине дня, когда немецкие офицеры придут в мастерские на примерку одежды и обуви. Все должно быть кончено до пяти часов, до переклички. Ночью самым надежным людям передадут семьдесят остро отточенных ножей и топориков — их заранее тайно изготовили кузнецы и слесари.