— Сколько людей бежало из Собибора?
— Думаю, человек триста или четыреста. Но многие подорвались на минах, а еще больше, наверно, погибли потом.
— Кто руководил восстанием?
— Печерский. Советский офицер. Все его звали Сашко.
— Не знаешь, он остался жив?
— Как это не знаю! Сашко со всеми попрощался за руку. Он и с ним еще восемь человек направились в сторону Буга.
— Они хорошо вооружены?
— Оставили при себе два или три пистолета. Остальное оружие поделили между старшими групп. Старших назначил Сашко.
— Тот, кто тебя сюда послал, тоже старший?
— Да.
— Ты нас поведешь туда, где он тебя дожидается.
— Как только он услышит, что я не один, убежит.
— Предупредишь его, что бояться нечего.
— Мы мало знаем друг друга, он может мне не поверить и убежать.
Тот, что с автоматом, улыбнулся и кивнул в сторону своих товарищей:
— Видишь, какие у меня молодцы. Прикажу им — и они его мигом догонят.
Берек счел нужным предупредить:
— Это может плохо кончиться. Двумя пулями он кого-нибудь из вас уложит, а третьей, если у него не будет иного выхода, покончит с собой.
— Ты говоришь, что мало его знаешь, откуда же тебе известно, что он на такое способен?
— Если Сашко доверил ему нож, значит, на него можно положиться.
— Вот это я понимаю! — произнес вполголоса старший. — Как долго он тебя будет ждать?
— Мы условились, что, если я не вернусь до восхода солнца, значит, со мной случилось несчастье и он должен уходить.
— Хорошо. До рассвета что-нибудь придумаем. Лёлек, — указал он на одного из своих парней с копной черных как смоль волос, — сейчас принесет соломы, и ты сможешь спокойно поспать.
Берек лежит, подложив руки под голову. Фитиль керосиновой лампы прикручен. Окно завешено рядном, но Береку не спится. Неужели все, что с ним сейчас происходит, явь? И он может ущипнуть себя и убедиться, что это не сон?
Вдруг Лёлек, пристроившись рядом с Береком, толкнул его и, точь-в-точь как Фейгеле, спросил:
— Ты, как я вижу, парень не промах. Скажи, однако, как тебя по-настоящему звать?
— Береком звать. Ты что, еврей?
— Нет, вы только послушайте, я турок. На моем надгробном памятнике высекут слова: «Рахми Тевфик Чамблебел». Не понимаешь? Выходит, зря я тебя хвалил. Уши развесил, глазами хлопаешь, а соображаешь как тот индюк у хелмского кантора. Отец мой, мир праху его, Тевье Чамлинский, назвал меня в честь своего деда Рахмилом. И еще одну тайну могу тебе открыть, но это уже всерьез. Я заметил тебя, когда ты еще не подошел к скирде. Ты зачем вертелся около хутора? Думаешь, в темноте ничего не слышно?
— Я боялся открыть дверь.
— Когда боятся, читают молитву. Ладно уж, что было, то сплыло.
Берек не понял, что кроется за этими словами. Нет ли здесь какого-нибудь подвоха? Лёлек продолжал:
— Ты попал к хозяйке — побольше бы таких. Но если бы нас тут не было…
— Скажи, Лёлек, вы на хуторе долго пробудете?
— Ты что, чокнутый? С горы костел видел? До него отсюда три километра, а может, и того нет. Там в деревне постоянно находятся полицаи, и немцы туда частенько наведываются. Мы появляемся здесь только в случае крайней надобности, и никому, кроме нашей группы, не разрешено оставаться на ночлег.
— А Юрко разве тоже из вашей группы?
— С тобой, Берек, не соскучишься. Юрко сам по себе. А что, он тебя на бога взял? От него можно всего ждать. Если вступишь в отряд, не вздумай о нем никого спрашивать.
Вот тебе и на! И этот туда же…
— Как это «если»? — чуть не подскочил Берек, и у него ёкнуло сердце. — Вы разве не возьмете нас с собой? Ты ведь тоже не родился партизаном, или думаешь, что я еще не дорос?..
— Я ничего не думаю, — перебил его Лёлек, — мы специальная разведывательная группа, и о том, чтобы остаться с нами, и речи быть не может. В отряде я уже год и два месяца, но попасть в него было не так-то просто. Сам я из деревни возле местечка Адамов. Всех нас, евреев, заключили в адамовскую тюрьму и, как мы потом узнали, должны были отправить в Треблинку. Что нас там ожидало — ты знаешь лучше моего. Ночью подошли партизаны, втихую сняли охрану и взломали замок на дверях. Вдруг мы услышали, как кто-то громко закричал по-еврейски: «Не пугайтесь, это я, Файвл Млиновский. Мы пришли спасти вас!» Освободить-то нас освободили, но в отряд никого не взяли.
Берек недоумевает:
— Млиновский был командиром отряда и не захотел тебя взять?
— Командиром отряда был Серафим Алексеев, русский военнопленный, бежавший из лагеря. Но какая разница, он или Млиновский? Из тюрьмы нас вышло двести человек. Когда мы добрались до леса, нас уже было человек триста — это выбирались из своих укрытий и присоединялись к нам люди, прятавшиеся от немцев. У Алексеева в отряде было тогда двадцать четыре партизана. Из них больше половины без оружия. Мог ли он взять к себе триста безоружных людей, среди которых были старики и дети? Он разделил нас на группы и помог добраться до большого леса.