Следователя интересует, приходил ли Бауэр в последнее воскресенье в Луна-парк, чтобы развлечься или по делу.
Бауэр объясняет:
— Пожалуй, по делу. Механизм, приводящий в движение карусель, можно усовершенствовать. Но для меня это и развлечение, доставляющее радость.
Задается новый вопрос:
— Не кажется ли Бауэру, что характер его нынешних занятий может в какой-то мере подтверждать его деятельность в Собиборе?
Бауэр и на этот раз не теряется.
— Да, — отвечает он после небольшой паузы, — я допускаю, что вы, господин следователь, можете так подумать. Но, как мне кажется, только поначалу. Логически мыслящему человеку ясно, что тот, кто действительно виновен и хочет скрыть свою вину, не станет добровольно давать показания, которые могут быть истолкованы не в его пользу или же каким-то образом подтверждают обвинение. Разве я не прав?
— Со временем это выяснится. Но вы опять задаете вопросы… Так что вы намеревались или уже успели изменить в механизмах Луна-парка?
— Вы, господин следователь, должны меня извинить, я неправильно выразился. Мое упущение. Я не предполагал, что именно это вас заинтересует. Между прочим, это лишний раз подтверждает, что современные аттракционы занимают воображение не только детей. Я думаю не столько об изменении аттракциона, сколько о создании новых. Взрослые люди, а особенно дети, любят, чтобы все было настоящее, как в жизни. Вы представляете себе, как будет здорово, если каждая деревянная лошадка по воле всадника начнет брыкаться, пускать пену изо рта, насколько естественней и увлекательней будет выглядеть аттракцион. Вот когда я все это осуществлю, вы сами убедитесь.
— Хорошо. А теперь покажите нам свои чертежи. И, пожалуйста, объясните, что вы успели сделать в камере. Встаньте так, чтобы и мои коллеги могли видеть. Для нас ведь это не более чем пунктиры, черточки и кружочки. Вот так. Коротко и ясно расскажите о самом существенном.
Бауэр объясняет. Какого напряжения это ему стоит — знает только он сам, а может, наоборот, он и рад, что ему дали высказаться. С тех пор как его задержали, он впервые оказался «на коне». В последние годы нет для него ничего более интересного, чем то, о чем он здесь рассказывает.
Сколько времени мог еще Эрих Бауэр говорить о своих Санта-Клаус-автоматах, проявляя в этом деле глубокие познания и эрудицию, сказать трудно. Надо полагать, что долго, очень долго. Но следователь, обладавший весьма зычным голосом, вдруг скомандовал:
— Кру-гом!
Бауэр, хотя ему и было уже под сорок, не моргнув глазом, как это подобает вышколенному солдату, выполнил приказание и упруго повернулся на сто восемьдесят градусов. То, что он увидел, заставило его на миг оцепенеть. Внезапно охрипшим, сдавленным голосом он пробормотал:
— Юлиана! Ю…
У дверей стояла молодая женщина в очках. На руках она держала кролика. Когда взгляды ее и Бауэра встретились, она вздрогнула, по щеке скатилась слеза. Одета она была почти так же, как в Собиборе. Ее, Юлиану-Эстер, и еще одну девушку из Голландии, Люку, Бауэр на время оставил в живых лишь потому, что кролики почему-то к ним особенно привязались. Настоящее имя ее, Эстер, Бауэр запретил произносить и приказал, чтобы и в женском бараке все звали девушку Юлианой. В порядке исключения он разрешил ей носить очки, потому что, как объяснил он помощнику коменданта лагеря Густаву Вагнеру, это нравится кроликам. Узников в очках в Собиборе можно было сосчитать по пальцам. Если человек нуждается в очках, значит, он неполноценен и не вправе рассчитывать даже на кратковременное существование.
Работы у Бауэра хватало. Собибор беспрерывно принимал и «перерабатывал» десятки эшелонов. В каждом эшелоне — двадцать пять вагонов. В вагоне от восьмидесяти до полутораста человек, осужденных без суда на смерть. И так восемнадцать месяцев подряд.
Потом, во время суда над Бауэром, его защитник Бернгард Готчер скажет:
— У человека, которого я защищаю, немало недостатков. Но достоинств у него куда больше. Он очень трудолюбив. Если бы вы знали, как он любит детей, каждую божью тварь. Он часами может заниматься кроликами…
Тогда еще не было известно, что Готчер — бывший эсэсовец и во времена Гитлера написал брошюру, превозносящую расизм и нацизм, но то, что Бауэр трудолюбив, — это было чистой правдой. Однако обергазмейстеру и его шести дизельным моторам, нагнетавшим удушливый газ, тоже нужно было время от времени отдохнуть, остыть. Вот тогда, в свободную минуту, Эрих Бауэр с наслаждением наблюдал, как Юлиана и Люка кормят его любимых кроликов. В такие мгновения могло бы казаться, что в одном человеке уживаются змея и голубь, но это было не так.