Когда дядюшка убедился, что в воде барахтаются голавли, он заявил, что подцепит их на крючок, и бросился в дом за удочкой. У бабушки с дядюшкой домик прямо возле нашего — домишко их маленький, точно игрушечный, бабушка говорит, что им его вполне хватает, потому что их всего двое, она да муж, то есть дядюшка. А однажды в магазине она сказала одной женщине, что на дачу ездит с мужем на машине, и говорила, конечно, правду, потому что у дядюшки есть машина, которая заводится ручкой и зовется Артуром. Это очень старая машина; когда ей не хочется ехать, дядюшка кладет в рот мятную конфету для успокоения и говорит: «А ну, двигай! Посмотрим, чья возьмет, я на пенсии, времени у меня теперь девать некуда».
Дядюшка выбежал из домика с удочкой, которая досталась ему еще от отца, а бабушка крикнула ему вслед:
— Никакой рыбалки, надо сходить в лес за дровами. Я тут кое-что хочу промазать олифой, а ты займешься изгородью, посади хоть кустик-другой. Здесь в курятнике одни удочки да всякий кондукторский хлам…
— Дядя, поймай их на сыр, — посоветовала Ивча.
Но едва на реку легла дядюшкина тень, голавли метнулись к другому берегу.
— Угощу-ка их… сарделькой, — сказал дядюшка. — Ух и здоровы голавли, рукой не обхватишь! Настоящие профессора. Дернули под самый ольшаник, но все равно, хоть кровь из носу, а одного поймаю.
Мама пошла к водокачке, а за ней папка в джинсах, спущенных ниже пупка. Он протер очки красной тенниской, а потом уставился на камни за рекой, где каждый вечер ухает филин: «уху, уху», а иной раз еще и жутко смеется, так что мороз подирает по коже. Дядюшка взмахнул удочкой — под ольшаником на другой стороне забулькало.
— Ну как, видели точный бросок? — спросил дядюшка и опустил козырек, чтобы глаза не слепило солнце, которое отражалось в воде, — вода волнилась, и оно похоже было на золотой блин.
— Придется тебе взять лодку и попробовать с другой стороны, — посоветовал дядюшке папка. — На донку и на леску-тридцатку нечего особо надеяться.
— Оставь его, Владимир, — откликнулась из своего домика бабушка. — Он всегда все делает, как ему заблагорассудится. Разве он когда кого послушает?!
— Ага, мамочка, — кивнул дядюшка.
Бабушка подошла к водокачке и сказала что-то маме, а мама ответила:
— Я просто тебе удивляюсь, мама.
Потом снова все стало на свои места, как и бывает обычно поутру: папка стоял за дядюшкой на мостике и смотрел на воду. Ивча вытащила на лужок кушетку, а бабушка взялась подметать веником вокруг колоды, на которой рубят дрова, потому что она во всем обожает порядок, да и перед людьми было бы совестно.
Я пошла с мамой в лес за маленькими черными моховиками — мы их маринуем в уксусе и за под дубовиками, которые мама очень любит собирать. Она варит из них такую подливку, что даже наша Ивча, глядя на нее, облизывается, а вообще-то она ужасная капризуля и привереда. Вернулись мы, наверное, не раньше чем через час, и папка, завидев нас, крикнул:
— Куда вы подевали подсолнухи? Зяблик такой страшный гвалт поднял, никаких сил нет сосредоточиться на работе. Если так дело пойдет, я до конца своих дней не вытяну на доцента.
Зяблик Пипша, должно быть, услышал папку — прилетел, посидел на лиственнице, перепорхнул на Артурово зеркальце и давай там вертеться, кружиться, показывать себя, а верещал так, что у него чуть было горло не лопнуло. Мама сказала, что он птенцов кормит, поэтому так беспокоится, но я-то знаю: иногда он просто любит повыставляться, и, бывает, когда мы сидим за столом и пьем кофе, вдруг прилетит, пройдется по лужку и ну гоняться за пауками и жуками, да еще петь умудряется. Папка говорит, что это типичный случай избалованной птицы, потому что вокруг полно пищи, на которую такая птица просто поплевывает, и что то же самое происходит с синицами и с поползнями и вообще со всеми птицами, обитающими вокруг наших дач.
— Одни воробьи, — говорит папка, — да, да, именно воробьи, которых люди ругают на чем свет стоит, добросовестно обирают с яблони зеленых гусениц, а вот другие так называемые полезные пернатые набивают клювики подсолнухами и напропалую бездельничают.
Папка даже видел, как трясогузка уплетала семечки, и только диву давался, потому что где-то читал, что трясогузка — типичная насекомоядная птица.
Мама насыпала под яблоньку семечек, но не успел туда опуститься Пипша, как вмиг слетелись поползни и большие синицы — поднялся такой галдеж, что крапивник спрятался в поленнице, а зорянка метнулась за реку.
Папка вздохнул:
— Нет, это ненормально.