Выбрать главу

«Я схожу с ума», — подумал Гэррети.

Ветерок прошелестел по ветвям сосен.

Гэррети повернулся задом и помочился. Гаркнесс сопел на ходу: похоже, уснул. Гэррети вдруг стал слышать все, самые тихие звуки окружающей его жизни. Кто-то жевал; кто-то сморкался; кто-то тихо кого-то о чем-то спрашивал. Янник еле слышно напевал.

— Зачем я ввязался в это? — безнадежно спросил Олсон, вторя недавним мыслям Гэррети. — Зачем я согласился?

Никто не ответил. Как будто Олсон уже был мертв. Еще одно пятно света.

Они прошли кладбище, темную церковь и ступили на улицу еще одного городка.

В деловой части собрались посмотреть на них человек десять.

Они приветствовали проходящих, но непривычно тихо, словно боясь разбудить соседей. Самым молодым среди них был мужчина лет сорока в очках без оправы.

Гэррети развеселило, что ширинка у мужчины была почему-то расстегнута.

— Давай-давай! Молодцы! — тихо выпевал он, маша им пухлой белой ладонью.

Они прошли мимо перекрестка, где сонный полицейский удерживал громадный грязный трейлер, и городок кончился — как прочитанный рассказ Ширли Джексон.

— Посмотри на этого типа, — тронул его за плечо Макфрис.

«Тип» оказался высоким парнем в зеленом плаще. Он шел, все время раскачиваясь и держась руками за голову. Раньше они почему-то его не видели… Или это темнота так изменила лица.

Парень запутался в собственных ногах и едва не упал. Гэррети и Макфрис зачарованно следили за ним минут десять, забыв про собственную усталость. В конце концов он упал и получил предупреждение. Гэррети не думал, что парень сможет встать, но он встал и пошел. На плаще у него был номер 45.

— Что с тобой? — прошептал Олсон, но парень, казалось, не слышал.

Гэррети уже заметил, что многие из них ничего не видят и не слышат. Ничего, кроме дороги. Как будто идут по канату над черной бескрайней бездной.

— Как тебя зовут? — спросил он, но парень опять не ответил.

Внезапно Гэррети начал спрашивать его снова и снова, повторяя одно и то же, лишь бы не оставаться наедине с этой молчащей пустотой. — Как тебя зовут? Как тебя зовут? Кактебязовуткакте…

— Рэй, — Макфрис потянул его за рукав. — Он не отвечает. Пит, я хочу знать его имя — пусть скажет…

— Не трогай его, — тихо сказал Макфрис. — Он умирает.

Парень под номером 45 упал снова, на этот раз лицом вниз. Когда он поднялся, лицо его было в крови. Все услышали, как ему объявили последнее предупреждение.

Они прошли через проем еще большей темноты — железнодорожный переезд.

Когда они вышли, Гэррети с радостью увидел впереди длинный, пологий спуск. 45-й упал в последний раз. Прогрохотали выстрелы. Гэррети решил, что его имя уже не имеет никакого значения.

Глава 6

«Теперь соревнующиеся находятся в изолированных кабинах».

Джек Берри

Полчетвертого утра.

Рэю Гэррети это время показалось самой длинной минутой самой длинной в его жизни ночи. Это была мертвая точка, пик отлива, когда море отступает, оставляя на песке разбитые бутылки, ржавые жестянки из-под пива, использованные презервативы и поросшие зеленым мхом скелеты в клочьях одежды.

После парня в зеленом плаще выписали пропуск еще семерым. Около двух часов трое выбыли почти одновременно — как сухие листья, сдутые осенним ветром. Они прошли 75 миль и лишились двадцати четырех участников. Но это было неважно. Важным была мертвая тишина. Снова прогремели выстрелы, и кто-то упал. На этот раз лицо было знакомым — Дэвидсон, номер 8, тот самый, что когда-то на пикнике «подержался» за толстую тетку. Гэррети только миг смотрел на бледное, залитое кровью лицо Дэвидсона и быстро отвел глаза. Теперь он почти все время смотрел на дорогу. Иногда белая полоса была четкой, иногда казалась разорванной, а иногда двоилась, как лыжный след. Он удивлялся, как люди могут весь год ездить по этой дороге и не видеть этих выписанных белым иероглифов жизни и смерти. Или они видят?

Асфальт зачаровывал его. Как, должно быть приятно сесть на него.

Сначала присесть, слыша хруст в коленях. Потом протянуть вперед руки и коснуться прохладной шершавой поверхности. Потом сесть на задницу, чувствуя, как ноги освобождаются от тяжести твоих ста шестидесяти фунтов… А потом лечь, глядя на колышущиеся вокруг деревья и на волшебные огоньки звезд… Лежать, не обращая внимания на предупреждения, и ждать… Ждать… Да.

Слышать, как участники проходят мимо, расступаясь в священном ужасе.

Слышать их шепот: «Это Гэррети, смотрите, сейчас ему выпишут пропуск!»

Может быть, смех Барковича. Потом лязгнут затворы карабинов… Он заставил себя оторвать взгляд от дороги и посмотрел на горизонт, выискивая там лучи рассвета. Конечно же, там было темно.

Они миновали еще два или три городка, пустых и темных. С полуночи им встретилось не больше трех десятков людей, того типа, что каждый Новый год мрачно ждут, когда стрелка часов достигнет двенадцати. Остальные три часа были сплошным полусном-полубдением, полным кошмаров. Гэррети вгляделся в лица окружающих, не узнавая их. Его охватила иррациональная паника.

— Пит, это ты? — он коснулся плеча идущего рядом. Тот недовольно сбросил его руку, не оглядываясь. Обычно слева от него шел Олсон, а справа Арт Бейкер, но теперь слева не было вообще никого, а парень справа выглядел гораздо круглее Бейкера.

Он сошел с дороги, и его окружили какие-то подростки-хулиганы.

Они охотились за ним специально, вместе с солдатами, собаками и Эскадроном… Облегчение волной накатило на него. Это Абрахам там, впереди.

Конечно, это он. Как его можно с кем-то спутать?

— Абрахам! — прошептал он. — Ты что, спишь? Абрахам что-то прошептал.

— Я спрашиваю, ты спишь?

— Да, чертов Гэррети, отстань… Все-таки он здесь, с ними. Чувство потери ориентации исчезло.

Кто-то впереди получил третье предупреждение, и Гэррети подумал: «У меня ведь их нет! Я могу посидеть полминуты! Или даже минуту! Я могу…» Да. Ты можешь умереть.

Он вспомнил, что обещал матери, что они с Джен увидят его во Фрипорте.

Тогда он дал это обещание легко, почти машинально. В девять часов вчерашнего дня Фрипорт казался чем-то далеким, из другого мира. Но теперь это была уже не игра, и ужасающе реальной выглядела перспектива отправиться во Фрипорт на паре кровоточащих обрубков, вместо ног. Застрелили еще кого-то… На этот раз впереди. Плохо целились, и несчастный какое-то время хрипло кричал, пока следующая пуля не заткнула ему рот. Без всякой причины Гэррети подумал о ветчине и едва не захлебнулся от тяжелой, вязкой слюны. Он думал — много это или мало, двадцать шесть выбывших на семьдесят пятой миле Длинного пути.

Голова его медленно склонилась на грудь, и ноги понесли его вперед сами по себе. Он думал о похоронах, на которых побывал в детстве. Хоронили Урода д'Алессио. Конечно, его звали вовсе не Урод, а Джордж, но так его называли все мальчишки за то, что у него были выпученные, как у рыбы, глаза… Он помнил, как Урод топтался возле бейсбольной площадки — вечный запасной, — пытаясь попасть в команду. Его выпученные глаза безнадежно метались от одного капитана к другому, как у зрителей на теннисном матче.

Когда его все же брали, его ставили туда, где он не мог особенно помешать: один глаз у него почти не видел. Однажды он не смог даже поймать мяч, который врезался ему точно в лоб с хрустким звуком дыни, разрезаемой ножом.

След от мяча потом неделю не сходил с его лба.

Урод погиб на шоссе № 1 недалеко от Фрипорта. Один из приятелей Гэррети, Эдди Клипстейн, видел, как это случилось: автомобиль сбил его велосипед, и ноги Урода еще какое-то время крутили педали «швинна» в то время, как его тело совершило недолгий полет до каменного бордюра, о который и разбилась его бедная пучеглазая голова.