«Послушай, Рэй. Твой шанс выжить — пятьдесят к одному, считая запасных. Не убивай свою мать». Я долго сдерживался, но в конце концов просто послал его. Сказал, что у него довольно велики шансы жениться на моей матери, но он их почему-то никак не использует.
Гэррети взъерошил волосы рукой. Наконец-то он забыл о своих двух секундах.
— Он здорово разозлился. Сказал, что я бесчувственный, как… Как тиковое бревно, вот как он сказал. Должно быть, у них это семейная поговорка. Тогда я заговорил с ним по своей логике.
— И как это?
— Сказал, что, если он не уйдет, я его ударю.
— А твоя мать?
— Она на эту тему почти не говорила. Думаю, ей могло казаться, что я выиграю. Этот приз — все, что ты хочешь до конца жизни, загипнотизировал ее. У меня был брат, Джефф. Он умер от пневмонии, когда ему было шесть лет.
Похоже, она как-то надеялась, что я попрошу вернуть его, если… Невероятно, но мне так кажется. Кроме того, она боялась. Ты же знаешь, тех, кто отговаривает участвовать в Длинном пути, тоже могут забрать. Потом мне позвонили, и так я стал участником.
— А я нет.
— Что?
— До тридцать первого двенадцать участников отказались. Я был запасным. Узнал, что иду, в одиннадцать вечера четыре дня назад.
— О Господи! Тебя это не… Не огорчило?
Макфрис только пожал плечами.
Гэррети поглядел на часы. 15.02. Все нормально. Даже тень его, удлинившаяся к вечеру, казалось, двигалась теперь более уверенно. Нога была в порядке.
— Ты все еще думаешь, что сможешь просто сесть? — спросил он Макфриса.
— Смотри, мы уже пережили большинство. Шестьдесят одного.
— Это не имеет значения. В один прекрасный миг мне просто надоест.
Одно время я рисовал маслом. Очень любил это дело. А как-то раз проснулся утром, и все. Как отрезало.
— Выжить — это не то. Это не хобби.
— Как сказать? Вспомни про альпинистов, подводников или хотя бы про дебила-рабочего, для которого единственное удовольствие — подраться по субботам. Для них всех выживание превращается в хобби. В часть игры. Гэррети промолчал.
— Лучше поднажми. Мы теряем скорость, — сказал Макфрис. — Мой отец грозил посадить меня в подвал и не кормить, пока я не откажусь от этой затеи.
— И почему он не сделал этого?
— Не успел. Меньше чем через час после того, как мне позвонили, раздался звонок в дверь, и там стояли два громадных солдата, таких уродливых, что от их вида часы могли остановиться. Отец только взглянул на них и сказал мне: «Пит, иди наверх и собери свой скаутский рюкзак». Вот этот, — он указал пальцем на рюкзачок за спиной. — И только моя сестренка Катрина — ей четыре года — поняла. Она сказала: «Пит идет искать приключений». А потом они собрались и улетели всей Семьей на остров Прескью. Они вернуться, только когда все кончится. Так или иначе.
Гэррети взглянул на часы. 15.20.
— Спасибо.
— Что, опять спас тебе жизнь? — Макфрис улыбнулся.
— Именно.
— И ты думаешь, мне это приятно?
— Не знаю. Время — странная штука. Даже если идешь нормально и без предупреждений, тебя отделяют от ограды кладбища всего две минуты. Это очень мало.
Словно в подтверждение прогрохотали ружья. Уокер закричал, закудахтал, как внезапно схваченная фермером курица. Толпа издала низкий, продолжительный, вздох.
— Да, это мало, — согласился Макфрис. Они шли. Тени становились длиннее. Толпа мгновенно, как по волшебству, оделась в куртки и плащи.
Откуда-то подымался дымок трубки, напомнивший Гэррети об отце. На дорогу выбежала вырвавшаяся у кого-то болонка и, тявкая, побежала за Пирсоном.
Выстрел отбросил ее на обочину, и она лежала там, вздрагивая и жалобно визжа. Никто ее не подбирал. Из толпы выбился на дорогу плачущий ребенок, и на один жуткий момент Гэррети показалось, что сейчас и его постигнет судьба болонки. Но солдат просто отвел ребенка за ограждение.
В 18.00 солнце скатилось к кромке горизонта. Воздух похолодел.
Зрители поднимали воротники и потирали руки.
Колли Паркер, как обычно, ругал мэнскую погоду. «Без четверти девять будем в Огасте, — думал Гэррети. — А оттуда до Фрипорта рукой подать». При этой мысли ему стало легче, хотя велика ли радость — две минуты видеть ее, если он вообще разглядит ее в этой толпе.
Вдруг ему показалось, что их там вообще не будет. Только парни из его класса да престарелые леди из Женского комитета — те самые, что два дня перед отправлением поили его чаем. Это было давным-давно.
— Давай сбавим шаг, — предложил Макфрис. — Подойдем к Бейкеру и войдем в Огасту, как три мушкетера. Что скажешь?
— Ладно, — Гэррети эта мысль понравилась. Они отстали, оставив впереди угрюмого Хэролда Квинса. В полутьме они отыскали своих по голосу Абрахама: — Неужели вы решили наконец навестить нас?
— Го-осподи, это и правда он, — Макфрис вгляделся в лицо Абрахама, поросшее трехдневной щетиной. — Как похож!
— Давным-давно, — начал Абрахам чужим голосом, будто в его семнадцатилетнее тело вселился дух, — наши предки основали здесь… Ах, черт, забыл, как дальше! Мы учили это в восьмом классе по истории.
— Лицо отца-основателя и интеллект сифилитичного осла, печально констатировал Макфрис. — Абрахам, как ты дошел до жизни такой? Вместо ответа ударили выстрелы. Знакомый стук тела об асфальт. — Это был Галлант, — сказал Бейкер. — Он весь день еле шел.
— Помните тест на сочинение? — спросил вдруг Абрахам.
Все кивнули. Сочинение на тему: «Почему я решил принять участие в Длинном пути?» — было стандартной частью процесса отбора.
Гэррети почувствовал, как по его щиколотке течет что-то теплое. Что это — кровь, пот, гной или все вместе? Вроде не болело, только носок промок.
— Ну так вот, — продолжал Абрахам, — Я сдавал этот тест без всякой подготовки. Просто я шел в кино и проходил мимо здания, где проходил отбор.
Вы скажете, что с меня должны были потребовать карточку — это верно, как раз в тот день я случайно захватил ее с собой. Если бы ее у меня не оказалось, я бы пошел в кино и не подыхал сегодня здесь в такой веселой компании.
С этим все молча согласились.
— Я ответил на вопросы и вижу — в конце три чистых страницы и надпись:
«Ответьте, пожалуйста, на этот вопрос как можно объективнее, используя не более 1500 слов». Вот черт, подумал я. Остальные вопросы были легкие.
— Ага, — хмыкнул Бейкер. — Часто ли у вас бывает понос, и употребляете ли вы наркотики.
— Вот-вот. Я сидел над этим чертовым сочинением почти до конца, пока не вышел какой-то хмырь и не показал, что через пять минут нужно сдавать.
Тогда я взял и написал: «Я хочу принять участие в Длинном пути потому, что я бесполезен для общества, и мир без меня станет лучше. А если я вдруг выиграю, то повешу в каждой комнате своего особняка по Ван-Гогу и заведу шесть десятков первоклассных шлюх». Потом я еще подумал и приписал:
«Обязуюсь платить им пенсию по старости». Думаю, это их и добило. Через месяц мне сообщили, что я принят.
— И ты был доволен? — спросил Колли Паркер.
— Трудно сказать. Все казалось, что это несерьезно. А потом было уже поздно. Одним прекрасным утром я проснулся Его Величеством Участником. Я смеялся и всем говорил, что откручу Майору яйца. Я ведь не знал тогда, что это он открутит мои, — Абрахам криво улыбнулся.
Среди участников прошел шепот, и Гэррети осмотрелся.
Светящийся указатель сообщал: «Огаста 10».
— Ты и умрешь, смеясь? — спросил Колли Паркер. Абрахам долго смотрел на него.
— Отцы-основатели не смеются, — ответил он наконец.
Глава 14
«И помните — если вы воспользуетесь руками или любой другой частью тела или произнесете хотя бы слово, вы потеряете шанс выиграть десять тысяч долларов Желаю удачи».