— Если машина не попадет точно в начало траншеи, — заявил он, — то она и не проедет по ней. Она проскользнет под каким-то углом, а когда остановится, пришельцы просто выйдут наружу и перебьют твоих героев. Выход в том, чтобы расширить входную часть, придав всему раскопу форму воронки.
Потом: как со скоростью?
Если «кадиллак» Долана будет, ехать слишком быстро, а траншея окажется слишком короткой, он промчится, немного просев на ходу, и упрется колесами или корпусом в противоположный конец. Крыша будет слегка помята, но машина не упадет в яму. С другой стороны, если скорость «кадиллака» окажется слишком мала, а длина траншеи чересчур велика, он опустится* на дно носом, а не колесами, и это тоже не годится. Захоронить «кадиллак» так, чтобы задняя часть кузова с бампером торчала из-под земли, — это все равно, что захоронить покойника так, что высовываются ноги.
— Так с какой скоростью движется твой космический разведчик?
Я быстро посчитал в уме. На трассе при небольшом движении шофер Долана держал около ста километров в час. Может, немного сбросит. Я могу убрать знаки объезда, но ведь не спрячу дорожную технику и не смогу ликвидировать все признаки ремонта.
— Примерно двадцать руллов, — сказал я.
Он усмехнулся:
— А в других единицах?
— Скажем, восемьдесят земных километров в час.
— Ага. — Он тут же принялся считать на своем компьютере, а я присел рядом, широко улыбаясь и повторяя про себя чудесные слова: «траектория спуска».
Вскоре он поднял голову.
— Знаешь, — произнес он, — может, тебе стоит подумать насчет того, чтобы изменить размеры корабля, дружок.
— Да? А почему ты так считаешь?
— Пять на полтора — слишком много для космического разведчика. — Он рассмеялся. — Это как раз размеры «линкольна-IV».
Я тоже засмеялся. Мы хохотали вместе.
Увидев, как женщины заходят в дом с простынями и полотенцами, я немедленно улетел в Лас-Вегас.
Я отпер свою квартиру, вошел в гостиную и взялся за телефон. Руки у меня немного дрожали. Девять лет я ждал и следил, как паук под потолком или мышь за плинтусом. Я изо всех сил старался не дать Долану малейшего повода подумать, что муж Элизабет еще интересуется им — абсолютно пустой взгляд, которым он окинул меня в тот день, когда я миновал его поврежденный «кадиллак» по дороге в Лас-Вегас, как я ни был взбешен тогда, стал для меня справедливым вознаграждением.
Но теперь придется рискнуть. Я вынужден рисковать, потому что не мог быть в двух местах одновременно и мне крайне необходимо знать, едет ли Долан и когда объезд должен временно исчезнуть.
В самолете я составил план. Я считал, что он сработает. Я сделаю так, что он сработает.
Я набрал справочную Лос-Анджелеса и узнал номер фирмы бытовых услуг «Большой Джо». Я позвонил туда.
— Это Билл из ресторана «Ренниз», — сказал я. — Нам заказали ужин на субботу по адресу 1121, Астер-драйв в Голливуде. Я хотел бы, чтобы одна из ваших девушек проверила, стоит ли большой кубок мистера Долана в шкафу над камином. Не окажете ли мне любезность?
Меня попросили подождать. Я ждал, хотя с каждой бесконечной секундой все больше утверждался в мысли, что он что-то учуял и с другого аппарата запрашивает телефонную компанию.
Наконец — после бесконечного ожидания — он вернулся. Голос его звучал удрученно, но для меня все было в порядке. Именно так я и хотел, чтобы он звучал.
— В субботу вечером?
— Да, именно так. Но у меня нет кубка такого размера, какой им может потребоваться, разве что придется обзванивать весь город, а по-моему, у него есть такой кубок для пунша. Я хотел просто проверить.
— Слушайте, уважаемый, согласно моему заказу, мистер Долан ожидается только к трем часам дня в воскресенье. Я с удовольствием поручу моим девушкам проверить, как обстоят дела с вашим кубком, но сперва мне нужно выяснить этот вопрос. Мистера Долана не нагреешь, извините за выражение…
— Абсолютно с вами согласен, — произнес я.
— А если он собирается появиться днем раньше, мне придется добавить туда еще девушек.
— Разрешите, я проверю, — поспешно вставил я. Передо мной на столе лежала хрестоматия для третьего класса «Все пути открыты». Я схватил ее и зашуршал страницами так, чтобы было слышно в трубке.
— О, простите, — проговорил я. — Я ошибся. Он созывает народ в воскресенье вечером. Глубочайшие извинения. Вам, наверное, хочется набить мне морду?
— Нет. Слушайте, оставьте ваш телефон — я позвоню девочкам и прикажу им проверить…
— Не нужно, раз это будет в воскресенье, — небрежно ответил я. — В воскресенье утром мой большой кубок для пунша вернется со свадьбы в Глендейле.
— Ладно. Не берите в голову. — Спокойный голос. Без подозрений. Голос человека, не привыкшего дважды думать об одном и том же.
Надеюсь.
Я положил трубку и неподвижно сидел, стараясь все как следует продумать. Чтобы попасть в Лос-Анджелес к трем, он должен выехать из Лас-Вегаса около десяти утра в воскресенье. Значит, в районе объезда он будет между 11.15 и 11.30, когда движения практически нет.
Я решил: хватит мечтать, пора действовать.
Я просмотрел объявления, сделал несколько звонков и затем отправился осматривать пять подержанных машин, доступных мне по цене. Я остановил выбор на потрепанном «форде»-фургоне, который сошел с конвейера в год смерти Элизабет. Заплатил наличными. На счете у меня осталось всего двести пятьдесят семь долларов, но это меня нисколько не волновало. На обратном пути я заглянул в прокатный пункт размером с небольшой универмаг и взял портативный компрессор, оставив в залог свою карточку «Мастеркард».
В пятницу вечером я загружал фургон: кирки, лопаты, компрессор, ручная тележка, ящик с инструментами, бинокли и дорожный отбойный молоток с набором клиновидных насадок для взламывания асфальта. Огромный квадрат брезента песочного цвета и второй рулон брезента — этот играл особую роль в моих планах еще с прошлого лета — и двадцать одна тонкая деревянная стойка почти двухметровой длины. Наконец, что также очень важнее большой промышленный штапелер.
На краю пустыни я остановился у торгового центра, украл пару номерных знаков и поставил их на свой фургон.
В семидесяти шести милях к западу от Лас-Вегаса я увидел первый оранжевый знак: «ВПЕРЕДИ РЕМОНТНЫЕ РАБОТЫ. ПРОЕЗЖАЙТЕ НА СВОЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ».
Еще через милю стоял тот знак, которого я ждал с… наверное, со дня смерти Элизабет, хотя тогда я этого еще не знал: «ОБЪЕЗД 6 МИЛЬ ВПЕРЕДИ».
Почти совсем стемнело, когда я прибыл на место и изучил обстановку. Могло быть лучше, если бы планировать все заранее, но ненамного.
Объезд начинался с правого поворота между двумя холмами. Он походил на старую грунтовку, которую дорожное управление немного выпрямило и расширило, чтобы временно пропускать возросший транспортный поток. Объезд был обозначен мигающей стрелкой, которая питалась от аккумулятора в запертом стальном ящике.
Сразу за объездом, там, где шоссе поднималось по склону второго холма, его перегораживали два ряда дорожных конусов. Позади них (в расчете на таких идиотов, которые, во-первых, не заметили мигалки, а во-вторых, проехали по конусам, не обратив на них внимания, — думаю, бывают и такие водители) стоял громадный щит с аршинными буквами: «ЗАКРЫТО. ОБЪЕЗД».
Однако причина объезда отсюда не была видна — просто замечательно. Я не хотел давать Долану ни малейшего повода учуять ловушку прежде, чем он в нее попадет.
Поспешно — не хотелось быть обнаруженным — я вышел из фургона и разбросал конусы, расчистив полосу, в которую мог проехать фургон. Я перетащил доску «ПРОЕЗД ЗАКРЫТ» направо, вернулся в машину и проехал это место.
Послышался звук приближающегося мотора.
Я быстренько расставил конусы по местам. Два из них выскользнули у меня из рук и покатились в кювет. Я побежал за ними. В темноте я споткнулся о камень, растянулся и тут же вскочил с грязью на лице и с расцарапанной до крови ладонью. Машина приближалась; скоро она появится на последнем подъеме перед объездом, и в свете верхних фар водитель увидит, как некто в джинсах и майке поправляет дорожные конусы, а его фургон стоит там, где не полагается находиться никому, кроме машин дорожного управления. Я поставил на место последний конус и побежал к знаку. Я перестарался. Доска шаталась и почти упала.