Его глаза. Восхищение в них смешано с презрением. Что бы он сказал о такой работе?
Бог с ним. Некогда думать о Харви Блокере; думать надо об Элизабет. И Долане.
На стальном полу лежал кусочек мешковины. Я приподнял его в поисках ключа. Ключа, естественно, не было.
Внутри меня заговорил Тинк: «Дерьмо, эту штуку можно завести и так, бледнолицый. Ничего сложного. В легковушках-то есть замки зажигания, в новых по крайней мере, а здесь… Смотри сюда. Да нет, не туда, куда суют ключ, нет у тебя ключа, зачем ты лезешь в дырку для ключа? Вот сюда смотри. Видишь, висят проводочки?»
Я заглянул и увидел, что провода висят, именно такие, как мне показывал Тинкер: красный, синий, желтый и зеленый. Я счистил с них изоляцию на пару сантиметров и достал из заднего кармана моток проволоки.
«Ладно, бледнолицый, слушай сюда, потому как те два мы оставим на потом, понял? Соединяй красный и зеленый. Этого нельзя забыть, это как дважды два. Вот тебе и будет зажигание».
С помощью проволоки я соединил оголенные концы красного и зеленого проводов в схеме зажигания «кейс-джордана». Ветер пустыни тихонько подвывал, будто кто-то пытался сдуть пробку с бутылки газировки. Пот стекал по шее под рубашку, вызывая неприятную щекотку.
«Теперь остаются синий и желтый. Эти не скручивай; просто сведи их вместе и проверь, чтобы нигде не касался голого провода, а то, когда включишь, у тебя в заднице можно будет пить кипяток, понял, кореш? Синий и желтый запускают стартер. Отвали. Когда надоест играться, разведи красный и зеленый проводки. Это все равно что вынуть ключ, которого у тебя нет».
Я свел вместе синий и желтый провода. Сверкнула большущая желтая искра, я отскочил и ударился головой о металлический штырь на задней стенке кабины. Потом нагнулся и снова соединил их. Мотор заворчал, закашлял, и погрузчик резко дернуло вперед. Меня бросило на примитивную приборную доску, левой щекой я ударился о рулевое колесо. Я забыл поставить чертову передачу на нейтраль и в результате чуть не лишился глаза. Мне показалось, что я слышу хохот Тинкера.
Я учел ошибки и попробовал еще раз. Мотор провернулся раз, другой. Он кашлянул, выпустив облако грязного дыма в воздух, — облако тут же унесло непрекращающимся ветром, а потом послышался нормальный стук. Я все убеждал Себя, что машина не в идеальном состоянии — если человек ушел, не поставив песчаные щитки, он мог забыть все что угодно, но при этом утверждался в мысли, что они слили солярку, чего я и опасался.
И тут, когда я уже собирался плюнуть на все и поискать что-нибудь, годное для замера топлива в баке («все же лучше читать некролог с такими деталями, дорогая»), мотор вдруг ожил.
Я отпустил провода — голый конец синего уже дымился — и сбросил газ. Когда он заработал плавно, я поставил на первую передачу, развернулся и направился к длинному прямоугольнику, аккуратно вырезанному в полосе автострады.
Остаток дня я провел в долгом слепящем аду между ревущим двигателем и палящим солнцем. Водитель «кейс-джордана» забыл поставить песчаные щитки, но не забыл унести солнечный тент. «Что ж, старые боги иногда смеются, — подумал я. — Неважно, над чем. Просто смеются. И мне кажется, что чувство юмора у старых богов несколько извращенное».
Только к двум часам я сбросил все куски асфальта в кювет, потому что в свое время так и не научился толком обращаться с захватами. Действуя же ковшом, я мог только рубить куски надвое и затем стаскивать их в кювет руками. Я боялся, что если начну орудовать захватами, то поломаю их.
Расправившись с кусками асфальта, я вернул ковшовый погрузчик на место. Горючего оставалось мало, пришло время его слить. Я остановился у фургона, вынул шланг… и уставился, словно загипнотизированный, на большую канистру с водой. Я отшвырнул сифон и полез по; машину. Я лил воду себе на лицо, шею и грудь и вопит От удовольствия. Я знал, что если выпью воды, меня вырвет, но пришлось пить. Так что я пил, не вставая, и меня рвало, и я только высовывал голову, а потом отползал как можно дальше от этого места.
Затем я уснул и проснулся только в сумерках; где-то поблизости волк выл на молодой месяц, поднимавшийся в пурпурном небе.
В свете умирающего дня сделанный мной раскоп действительно напоминал могилу — могилу какого-то мифического великана. Голиафа, скажем.
«Никогда», — сказал я длинной дыре в асфальте.
«Пожалуйста, — прошептала Элизабет. — Пожалуйста… ради меня».
Я вынул из ящика для перчаток еще четыре таблетки эмпирина и проглотил их.
«Ради тебя», — согласился я.
Я подогнал «кейс-джордан» так, чтобы его бак был рядом с баком бульдозера, и ломом снес пробки с обоих баков. Водитель бульдозера из государственной конторы мог не опустить песчаные щитки на своей машине, но забыть запереть топливный бак, когда солярка стоит 1 доллар 05 центов за галлон? Никогда.
Я ждал, пока горючее из бульдозера перекачается в мой погрузчик, стараясь не думать, а только наблюдая, как все выше поднимается луна в небе. Через некоторое время я подъехал к дыре в асфальте и начал копать.
Управлять ковшовым погрузчиком под луной гораздо легче, чем орудовать отбойным молотком под палящим солнцем пустыни, но работа все равно шла медленно, потому что я твердо решил выдержать правильный уклон дна раскопа. Вследствие этого я то и дело прибегал к помощи плотницкого ватерпаса, который привез с собой. Это значило, что я останавливал ковш, спускался, замерял и снова залазил на сиденье. В общем-то ничего сложного, но к полуночи мое тело одеревенело и любое движение вызывало боль в каждой кости и мышце. Хуже всего было спине; я начал опасаться, что там сделалось что-то непоправимое.
Но об этом — как и обо всем прочем — предстояло беспокоиться потом.
Вырыть яму глубиной в два с половиной метра, длиной в четырнадцать и шириной тоже в два с половиной, конечно, невозможно в принципе, есть у тебя экскаватор или нет, — с тем же успехом я мог бы пытаться забросить его в космос или обрушить на него Тадж-Махал. При таких размерах необходимо вынуть больше тридцати кубометров грунта.
— Нужно выкопать воронку так, чтобы она всосала твоих злых пришельцев, — говорил мой приятель-математик, — а потом создать наклонную плоскость, воспроизводящую траекторию спуска.
Он вынул новый лист миллиметровки.
— Это значит, что на твоих галактических мятежников — или кто они там такие — потребуется вынуть наполовину меньше грунта, чем показывают первоначальные расчеты. В этом случае… — он посчитал по таблицам и просиял. — Пятнадцать кубометров. Семечки. Под силу одному.
Я тоже так считал тогда, но не учитывал жару… волдыри… истощение… неотступную боль в спине.
Остановлюсь на минутку, не больше. Замерю уклон траншеи.
«Не так плохо, как ты думал, милый? По крайней мере, это дорожная насыпь, а не пустынная целина…»
По мере того как яма становилась глубже, я медленнее продвигался в длину. Ладони кровоточили, когда я брался за рычаги. Продавливать рычаг вперед, пока ковш не коснется земли. Отпустить этот рычаг и толкнуть другой, который приводит в действие ротор с могучим гидравлическим цилиндром. Наблюдать, как блестящий маслянистый металл выползает из грязного оранжевого корпуса, погружая ковш в грязь. То и дело высекается искра, когда лопата цепляет за твердую гальку. Теперь поднять ковш… развернуть его на темной продолговатой стреле на фоне звезд (стараясь не замечать постоянной пульсирующей боли в шее так же, как не замечать еще более тягостной боли в спине)… и вывалить в кювет, засыпав сваленные там куски асфальта.
«Ничего, милый, ты перебинтуешь руки, когда с этим будет покончено. Когда с ним будет покончено».
— Ее разнесло на кусочки, — простонал я, вновь опуская ковш и вынимая еще сотню килограммов земли и гравия из могилы Долана.
Как быстро течет время, когда весело его проводишь.