Тут опять заговорил внутренний пессимист:
— А если он полетел?
— Он не любит летать.
— А если он поехал другой дорогой? Например, по шоссе штата? Сегодня все направляются туда…
— Он всегда ездит по 71-му шоссе.
— Да, но если…
«Заткнись, — прошипел я. — Заткнись, черт бы тебя побрал, закрой варежку!»
«Спокойно, милый, спокойно! Все будет как надо!».
Я швырнул стрелку в кузов фургона. Она ударилась о стенку, и несколько лампочек разбилось. Остальные добила брошенная вслед люлька.
Сделав все это, я вернулся на вершину холма и огляделся. Я убрал конусы и мигалку; оставался только большой оранжевый щит «ЗАКРЫТО. ОБЪЕЗД».
Послышался шум мотора. Мне пришло в голову, что, если Долан едет слишком рано, то все мои старания напрасны — шофер просто свернет в объезд, а я останусь сходить с ума тут, в пустыне.
Это был «шевроле».
Сердце у меня замерло, и я судорожно выдохнул. Но распускать нервы некогда.
Я спустился на место, где стоял раньше. Покопавшись в куче металла на дне кузова, достал домкрат. Не обращая внимания на боль в спине, я приподнял заднюю часть машины, прослабил гайки на одном колесе, чтобы они это увидели, когда (если) приблизятся, и зашвырнул его в кузов. Снова послышался звон битого стекла, и мне оставалось только надеяться, что шина цела. Времени на все это не было.
Я перешел к капоту, достал старенький бинокль и направил его в сторону объезда. Потом прошаркал на следующий подъем — иначе ходить к тому времени я уже не мог.
Добравшись до вершины, я направил бинокль на восток.
Поле зрения достигало пяти километров, участки дороги в сторону востока просматривались километра на три. Сейчас там двигались шесть машин, напоминая случайные капли на длинной веревке. Первой шла иномарка — «дацун» или «субару», надо полагать, где-то чуть за километр впереди. За ней пикап, потом, видимо, «мустанг». Следующие машины нельзя было различить — они только отсвечивали хромом на ярком солнце.
Когда подошла первая машина — это была «суб-ару», — я поднял руку. Я не рассчитывал, что меня кто-то возьмется подвезти в таком виде, и не обманулся. Сидящая за рулем женщина с роскошной прической бросила на меня испуганный взгляд, и лицо ее приняло какое-то отстраненное выражение. Не снижая скорости, она съехала с холма и направилась в объезд.
Через полминуты водитель пикапа прокричал мне:
— Пойди умойся, парень!
«Мустанг» на самом деле оказался «эскортом». За ним шел «плимут», потом «виннебейго», который шумел так, будто в нем куча мала детишек дралась подушками.
Доланом и не пахло.
Я взглянул на часы. 11.25. Если он вообще появится, это должно быть очень скоро. Пора уже.
Стрелки моих часов медленно подползли к 11.40, а его все не было. Прошли только «форд» последней модели и катафалк, черный, как снежная туча.
«Он не появится. Он поехал по шоссе штата. Или полетел.
«Нет. Он будет здесь».
«Не будет. Ты боялся, что он тебя учует, вот и учуял. Поэтому и изменил маршрут».
Вдали снова мелькнули хромовые блики. Это была большая машина. Может быть, и «кадиллак».
Я лег на живот, упираясь локтями в гравий и приставив бинокль к глазам. Машина скрылась за подъемом… снова появилась… описала кривую… и опять исчезла.
Это действительно был кадиллак, но не серый — ядовито-зеленый.
Следующие тридцать секунд были самыми тяжкими в моей жизни; казалось, они тянутся тридцать лет. Одна часть меня немедленно вынесла приговор, окончательный и обжалованию не подлежащий, что Долан сменил свой «кадиллак» на новый. Конечно, он недавно сделал это, и хотя раньше у него никогда не было зеленых машин, никакой закон этого не запрещает.
Другая половина отчаянно протестовала, утверждая, что все автострады и проселки между Лас-Вегасом и Лос-Анджелесом просто кишат «кадиллаками» и что шансы на то, что зеленый «кадиллак» принадлежит Долану, один к ста.
Пот заливал мне глаза, и я снова воспользовался биноклем. Но он не помогал мне решить эту задачу. К тому времени, как я смогу различить пассажиров, будет слишком поздно.
«Уже слишком поздно! Иди сними знак объезда! Ты его упустишь!»
«Позвольте заметить, кого вы собираетесь загнать в вашу ловушку, сняв сейчас этот знак: богатую пожилую супружескую пару, которая направляется в Лос-Анджелес повидать детей и свозить внуков на прогулку в Диснейленд?»
«Давай! Это он! У тебя остается последний шанс!»
«Правильно. Последний. И нельзя его лишаться, убив посторонних людей».
«Это Долан!»
«Это не он!»
«Хватит, — простонал я, держась за голову. — Хватит. Перестаньте».
Уже слышался шум мотора.
«Долан».
«Старички».
«Старая леди».
«Тигр».
«Долан».
«Старая…»
— Элизабет, помоги! — завопил я.
«Милый, этот человек никогда в жизни не ездил в зеленом «кадиллаке». Конечно, это не он».
Боль в голове исчезла. Я смог встать на ноги и поднять РУКУ-
Это были не старички — и не Долан. Похоже, в машину набилась дюжина хористок из Лас-Вегаса вместе с немолодым мужичком в ковбойской шляпе неимоверных размеров и необычайно темных джинсах. Одна из девиц показала мне кукиш, пока зеленый «кадиллак» съезжал на объездную дорогу.
Медленно, совершенно опустошенный, я поднес бинокль к глазам.
И увидел его.
Несомненно, именно этот «кадиллак» показался из-за поворота на дальнем конце пустого участка дороги — серый, как небо над головой, он резко выделялся на фоне буроватых гор вокруг.
Это был он — Долан. Долгие минуты сомнений и нерешительности будто канули в вечность. Это был Долан, и не стоило вглядываться в серый «кадиллак», чтобы быть уверенным.
Не знаю, учуял ли он меня, но я его учуял.
Зная, что он едет, я смог бежать, несмотря на боль в ногах.
Я подбежал к щиту «ОБЪЕЗД» и свалил его в кювет надписью вниз. Накрыл его куском брезента песочного цвета и присыпал ножки песком. Так красиво, как с ложным отрезком шоссе, не получилось, но я решил, что сойдет.
Потом я побежал наверх, к тому месту, где покинул фургон, который теперь выглядел как один из элементов общей картины — машина, оставленная водителем, который куда-то ушел либо добывать новую шину, либо ремонтировать старую.
Я залез в кузов и лег на сиденье. Сердце бешено колотилось.
Снова время тянулось бесконечно. Я лежал, прислушиваясь к шуму мотора, а он все не появлялся, и не появлялся, и не появлялся.
«Они свернули. В последний момент он учуял твой запах… или что-то показалось ему подозрительным… и они свернули».
Я лежал на сиденье, испытывая долгие, медленные приступы боли в спине, плотно зажмурив глаза, будто это помогало лучше слышать.
Это мотор?
Нет — просто ветер, который настолько усилился, что швыряет пригоршни песка в стенки фургона.
«Нет его. Свернул или поехал назад».
Только ветер.
«Свернул или поехал об…»
Нет, это не просто ветер. Это мотор, звук его нарастает, и несколько секунд спустя машина — единственная машина — проносится мимо меня.
Я присел, схватился за руль — за что-то я должен был схватиться — и уставился сквозь ветровое стекло выпученными глазами, прикусив язык.
Серый «кадиллак» спустился с холма на прямой участок на скорости восемьдесят километров или чуть больше. Тормозные огни не зажглись. Даже под конец. Они так ничего и не увидели, даже не представили себе.
Вот что произошло: долю мгновения «кадиллак», казалось, ехал сквозь шоссе, а не по нему. Иллюзия была столь полной, что на какое-то время у меня закружилась голова, хотя я же сам эту иллюзию и создал. «Кадиллак» Долана погрузился в шоссе № 71 по ступицы колес, потом по дверные ручки. В голове сверкнула шальная мысль: если бы «Дженерал моторе» делала суперроскошные подводные лодки, то это выглядело бы именно так.