Марта кивнула и решительно открыла форзац, где Дарси прочла: «Посвящаю эту книгу моей матери, МАРТЕ РОУЗВОЛЛ. Мама, без тебя я бы этого не сделал». Под печатным посвящением была приписка от руки тонким, с наклоном, несколько старомодным почерком: «И это правда. Я люблю тебя, мама! Пит».
— Разве не в этом вся соль? — спросила Дарси, смахивая слезу тыльной стороной ладони.
— Это больше, чем соль, — ответила Марта. Она старательно обернула книгу. — Это правда. — Она улыбнулась, и в этой улыбке старая подруга Дарси Сагамор увидела нечто большее, чем любовь. Она увидела торжество.
Окончив работу в три часа, Марта и Дарси частенько захаживали в «Ла патиссери» — кафе при отеле. В редких случаях они заглядывали в «Пятерку» — бар рядом с вестибюлем — выпить чего-нибудь покрепче, и сегодня уж точно был повод для «Пятерки». Дарси усадила подругу за столик с полным блюдом печенья, а сама затеяла разговор с барменом Реем. Марта видела, как он улыбнулся Дарси, кивнул и сложил колечком большой и указательный пальцы на правой руке. Дарси с удовлетворенным видом вернулась за столик. Марта подозрительно взглянула на нее.
— Зачем это все?
— Увидишь.
Через пять минут Рей подошел к ним и поставил на стол серебряное ведерко для шампанского с бутылкой «перье-жуэ» и два фужера со льдом.
— Ну и ну! — произнесла Марта то ли встревоженно, то ли смеясь и с удивлением взглянула на Дарси.
— Тихо, — отрезала та, и Марта замолчала.
Рей открыл бутылку, положил пробку рядом с Дарси и налил немного ей в фужер. Дарси подмигнула Рею.
— Наслаждайтесь, дамы, — сказал Рей и поцеловал Марту в щечку. — И передай мальчику мои поздравления, дорогая. — Он отошел от Марты, которая до сих пор не пришла в себя от изумления.
Дарси наполнила оба фужера и подняла свой: Помедлив, Марта сделала то же самое. Фужеры тихо звякнули.
— За начало карьеры твоего сына, — провозгласила Дарси, и они выпили.
Дарси снова чокнулась с Мартой.
— И за самого мальчика, — добавила она.
Выпили снова, и только третий тост удалось произнести Марте:
— И за материнскую любовь. Аминь, дорогая, — заключила Марта; губы ее улыбались, но не глаза. За первые два тоста она отпивала немножечко шампанского. На этот раз она осушила фужер до дна.
Дарси взяла бутылку шампанского, чтобы должным образом отметить успех Питера Роузволла со своей лучшей подругой, но не только с этой целью. Ее заинтриговали слова Марты: «Это больше, чем соль, это правда». И выражение торжества на ее лице.
Она подождала, пока Марта справится с третьим фужером шампанского, а потом спросила:
— Что ты имела в виду насчет посвящения, Марта?
— Что что?
— Ты сказала, что это не просто соль, это правда.
Марта долго молча смотрела на нее, и Дарси уже решила, что вообще не получит ответа. Потом рассмеялась так печально, что Дарси почувствовала себя задетой. Она понятия не имела, что веселая маленькая Марта Роузволл может быть такой печальной, хотя жизнь у нее и складывалась нелегко. Но эта нотка торжества все же звучала беспокойным контрапунктом.
— Его книга станет бестселлером, и критики будут ее облизывать, как мороженое, — сказала Марта. — Я в это верю, но не потому, что Пит так говорит… хотя он, конечно, это говорит. Я верю, потому что это произошло с ним.
— С кем?
— С отцом Питера, — ответила Марта. Она сложила руки на столе и умиротворенно взглянула на Дарси.
— Но… — Дарси раскрыла рот и тут же умолкла.
Джонни Роузволл, конечно, в жизни своей никаких книг не писал. Он вряд ли был способен написать что-нибудь, кроме матюков на заборе. Что же такое Марта говорит…
«Не бери в голову глупостей, — сказала себе Дарси — Ты прекрасно понимаешь, что она говорит: она могла быть замужем за Джонни, когда забеременела, но отцом ребенка был кто-то с более высоким интеллектом».
Но что-то тут не вязалось. Дарси никогда не видела Джонни, но смотрела с десяток его фотографий в альбоме Марты и хорошо знала Пита — настолько хорошо, что в выпускных классах школы и на первых курсах колледжа могла отчасти считать его своим сыном. А физическое сходство между мальчиком, который столько времени проводил у нее на кухне, и мужчиной на снимках…
— Да, Джонни был биологическим отцом Пита, — сказала Марта, будто читала ее мысли. — Стоит только посмотреть на его нос и глаза. Но он не был истинным… Еще шипучки? Так хорошо идет. — Теперь, когда Марта выпила, в ее голосе явственно слышался южный акцент — будто игравший в жмурки малыш выползал из укрытия.
Дарси долила почти весь остаток шампанского в фужер Марты. Марта подняла его за ножку, рассматривая жидкость; ей нравилось, как слабый сумеречный свет становится в ней золотым. Потом немного отпила, поставила фужер и снова рассмеялась этим печальным, переливчатым смехом.
— Никак не поймешь, о чем я говорю, да?
— Нет, дорогая.
— Так вот, я тебе расскажу, — решилась Марта. — После всех этих лет я должна кому-то открыться — именно теперь, раз уж он издал книгу после стольких лег подготовки. Ясное дело, ему я рассказать не могу. Но, в конце концов, удачливые сыновья никогда не понимают, как их любят матери и на какие жертвы идут, правда?
— Наверно, — согласилась Дарси. — Марта, дорогая, ты подумай, стоит ли тебе это все рассказывать…
— Нет, у них нет ключа, — произнесла Марта, и Дарси поняла, что подруга не слышала ни одного ее слова. Марта Роузволл находилась в своем собственном мире. Когда она снова взглянула на Дарси, в уголках ее рта появилась слабая улыбка, которая Дарси не особенно понравилась.
— Нет ключа, — повторила она. — Если хочешь знать, что на самом деле означает это посвящение, лучше спросить мать. А ты как думаешь, Дарси?
Но Дарси только покачала головой, не зная, что ответить. Марта кивнула, как будто Дарси целиком согласилась с ней, и начала рассказывать.
Ей не нужно было напоминать основные факты. Женщины работали вместе в «Пале» одиннадцать лет и почти все это время дружили.
Самые основные факты, сказала бы Дарси (по крайней мере, до того дня в «Пятерке»), были следующие: Марта вышла замуж за отнюдь не самого лучшего мужчину, который гораздо больше интересовался выпивкой и наркотиками, не говоря уже о случайных юбках, чем женщиной, на которой женился.
Марта находилась в Нью-Йорке всего несколько месяцев до того, как встретила его, — просто ребенок в темном лесу, — и была беременна уже два месяца, когда заметила это. Как бы там ни было на самом деле, не раз говорила она Дарси, все равно она хорошенько подумала, прежде чем пошла за него. Она была ему благодарна за то, что он оставался с ней (даже тогда она прекрасно понимала, сколько мужчин безвозвратно исчезали через пять минут после того, как юное создание произнесло слова «я беременна»), но прекрасно видела его недостатки. Она ясно представляла, что скажут ее мама и папа — особенно папа — о Джонни Роузволле в черной рубашке и скрипучих туфлях на толстенной подошве, купленных потому, что точно в таких ходил в каком-то фильме Элвис Пресли.
Этого первого ребенка Марта потеряла на третьем месяце. Еще месяцев через пять она решила составить баланс этого брака — получались в основном убытки. Слишком много возвращений поздно ночью, с вялыми оправданиями, слишком много синяков под глазом. Джонни, говаривала она, любит ее кулаками, когда выпьет.
«Он всегда был красавчиком, — как то сказала она Дарси, — но красивая куча дерьма — это все равно куча дерьма».
Марта уже собиралась укладывать чемоданы, как вдруг снова обнаружила, что беременна. Реакция Джонни была однозначной и жесткой: он двинул ее шваброй в живот, рассчитывая, что будет выкидыш. Две ночи спустя Джонни с парой приятелей, которые разделяли его пристрастие к ярким шмоткам и башмакам со скрипом, пытался ограбить винный магазин на 116-й улице. У хозяина был пистолет под прилавком. Он вынул его. Джонни Роузволл вытащил никелированный браунинг 32-го калибра, взявшийся у него Бог знает откуда. Он навел его на хозяина, нажал курок, и пистолет взорвался. Осколок ствола попал Джонни в правый глаз, убив его на месте.