Он чуть сдвинул черную нашлепку. Две капельки воды упали в гнездо, на мгновение образовав темное пятнышко, которое тут же исчезло.
— Подождем три минуты, — сказал он.
— Что…
— Не спрашивай. Подождем три минуты.
За это время он прочел мою статью о подделке произведений искусства, хотя я уже успел написать больше двадцати страниц.
— Неплохо, — одобрил он, откладывая рукопись. — Очень неплохо. Но тебе стоило бы почитать о том, как миллионер Джей Гульд украсил салон-вагон своего личного поезда поддельными картинами. Мане — это звучит. — Говоря это, он снимал крышку со стеклянного ящика с осиным гнездом.
— Ради Бога, Бобби, кончай эту комедию! — заорал я.
— Ты все такой же зануда, — рассмеялся Бобби и вынул гнездо, которое было серовато-стального цвета, размером с кегельный шар. Он держал его в руках. Осы вылетали и садились ему на руки, щеки, лоб. Одна подлетела ко мне и села на запястье. Я прихлопнул ее, и она свалилась на ковер. Я разозлился — действительно разозлился. Все мое тело наполнилось адреналином, а глаза чуть не выкатились из орбит.
— Не убивай их, — сказал Бобби. — С тем же успехом можно убивать детей за тот вред, который они тебе причинили. Вот ведь в чем дело. — Он перебрасывал гнездо из одной руки в другую, словно это был теннисный мячик. Он подбросил его в воздух. Я с ужасом наблюдал, как осы носятся по моей гостиной, словно истребители-перехватчики.
Бобби осторожно опустил гнездо в ящик и сел на диван. Он похлопал по подушке, и я опустился на нее, словно загипнотизированный. Осы были повсюду: на ковре, потолке, в шторах. Полдюжины уселись на огромном экране телевизора. Не успел я сесть, как он смахнул пару ос с диванной подушки, на которую я намеревался опуститься. Они мгновенно улетели. Все легко летали, легко ползали, двигались быстро. Никаких признаков опьянения. Пока Бобби говорил, они находили дорогу в свой домик из папье-маше, заползали туда и постепенно все скрылись в нем через дыру в крышке.
— Я не первый заинтересовался Уэйко, — начал Бобби. — Просто это самый большой городок в крохотном ненасильственном углу самого разбойного штата в Америке. Техасцы любят пострелять друг в друга, Гови, — это у них вроде национального увлечения. Половина мужчин ходит с оружием. В субботу вечером бары в Форт-Уэрте превращаются в тиры, где вместо глиняных уточек стреляют в живых пьянчуг. В Национальной стрелковой ассоциации там больше членов, чем в методистской церкви. Не то чтобы Техас был единственным местом, где люди стреляют друг в друга, режут горло острой бритвой или бросают детей в печь, когда они слишком громко плачут, но они действительно обожают стрельбу.
— Кроме Уэйко, — уточнил я.
— О, оружие там тоже любят, — продолжал он. — Просто пускают его в ход значительно реже.
Господи! Я только что взглянул на часы и заметил время. Мне казалось, что я пишу минут пятнадцать, а прошло больше часа. Иногда это со мной случается, когда пишу на бешеной скорости, но сейчас я не могу себе позволить вдаваться в детали. Чувствую себя как обычно — в горле не першит, я не подыскиваю лихорадочно слова, а в том, что сочинил, вся орфография и переносы правильные. Но обманывать себя не могу. Надо поторопиться. «Чепуха», — сказала Скарлетт, вот и все.
Атмосферу ненасилия в Уэйко замечали и исследовали раньше, в основном социологи. Бобби сказал, что, когда запустишь в компьютер достаточно данных по Уэйко и соседним регионам — плотность и средний возраст населения, средний доход, средний уровень образования и десятки других показателей, то на выходе получается чудовищная аномалия. Научным трудам юмор не свойствен, тем не менее авторы лучших из пятидесяти с лишним работ, которые Бобби прочел по этому вопросу, иронически предполагали, что, вероятно, там «что-то содержится в воде».
— Я решил, что, видимо, пора принять шутку всерьез, — сказал Бобби. — В конце концов, во многих местах в воде содержится что-то, препятствующее разрушению зубов. Называется фтор.
Он отправился в Уэйко с тремя помощниками: двумя старшекурсниками-социологами и профессором геологии, в том семестре не имевшем нагрузки и жаждавшем приключений. За шесть месяцев Бобби с социологами составили компьютерную программу, которая описывала то, что мой братец назвал единственным на свете миротрясением. В рюкзаке у него лежала измятая распечатка. Он показал мне ее. Я уставился на сорок концентрических кругов. Уэйко занимал восьмой, девятый и десятый круги от края.
— Теперь смотри сюда, — сказал он, подкладывая прозрачную кальку под распечатку. Там тоже были кольца, но с числами внутри. Сороковое кольцо: 471. Тридцать девятое кольцо: 420. Тридцать восьмое: 418. И так далее. В некоторых местах цифры увеличивались вместо того, чтобы уменьшаться, но ненамного.
— Что это?
— Каждое число означает количество насильственных преступлений в данном круге, — пояснил Бобби. — Убийства, изнасилования, избиения, даже злостное хулиганство. Компьютер соотносит это количество с плотностью населения и приводит относительный показатель. — Он указал пальцем на двадцать седьмой круг, где стояло число 204. — В этом районе, например, меньше девятисот жителей. В число включены три-четыре случая супружеской измены, пара пьяных драк, одно издевательство над животным — выживший из ума фермер написал на свинью и выстрелил в нее солью, насколько я помню, — и одно непреднамеренное убийство.
Я заметил, что в центральных кругах числа резко падают: 85, 81, 70, 63,40, 21,5. В эпицентре миротрясения Бобби находился городок Ла-Плата. Назвать его маленьким сонным местечком — значило не сказать ничего.
Ла-Плата была отмечена числом нуль.
— Вот она, Бу-бу, — сказал Бобби, наклоняясь вперед и нервно потирая свои длинные руки, — моя кандидатура на звание Сада Эдема. Здесь пятнадцать тысяч жителей, из них двадцать четыре процента — люди смешанной крови, которых называют индиос. Фабрика мокасин, пара маленьких автомастерских, две-три степные фермы. Это что касается работы. Для развлечений — четыре бара, пара танцулек, где можно услышать музыку на любой вкус, если только ее исполняет Джордж Джонс, два открытых кинотеатра и кегельбан. — Он помолчал и добавил: — Еще есть винокурня. Такого хорошего виски я не встречал нигде за пределами Теннесси.
Короче говоря (а иначе уже не получится), Ла-Плата прямо-таки создана для безмотивного насилия, о котором сообщается в разделе полицейской хроники любой местной газеты. Тем не менее никакого насилия там не было. В течение пяти лет до появления моего брата в Ла-Плате были отмечены всего одно убийство, два разбойных нападения; ни одного изнасилования, ни одного достоверного случая издевательства над детьми. Правда, зафиксированы четыре вооруженных ограбления, но все совершены приезжими… так же, как убийство и одно из разбойных нападений. Местным шерифом был старый пузатый республиканец, очень похожий на актера Родни Дейнджер-филда. Все знали, что он проводит целые дни в местном кафе, то и дело затягивая узел на галстуке и рассказывая, что вот, к примеру, его жена… Брат заметил, что это не просто дурацкий юмор… у бедняги явно начиналась болезнь Альцхеймера. Единственным помощником шерифа был его собственный племянник. Выглядел тот, по словам Бобби, точь-в-точь как дурачок Самплз-младший из комикса «Хи-ха-хо».
— Помести эту парочку в городок где-нибудь в Пенсильвании, во всех отношениях напоминающий Ла-Плату, и от них мокрого места не осталось бы еще пятнадцать лет назад. А в Ла-Плате они спокойно дослужат до самой смерти… которая, скорее всего, произойдет во сне.
— Что ты сделал? — спросил я. — Как ты действовал?
— Ну, первую неделю после того, как мы обработали эту кучу статистического дерьма, просто сидели, обалдело уставившись друг на друга, — продолжал Бобби. — То есть к чему-то мы были готовы, но не к такому. Даже Уэйко не может подготовить к Ла-Плате. — Бобби нервно вскочил, на его лице заиграли желваки.
— Терпеть не могу, когда ты так делаешь, — сказал я.
Он усмехнулся:
— Извини, Бу-бу. Потом мы начали геологические исследования, делали анализы воды. Многого я не ожидал: в этом районе у каждого колодец, обычно глубокий, и они регулярно проверяют воду, чтобы убедиться, не пьют ли борную кислоту или нечто в этом роде. Если бы что-то настораживало, это давно уже обнаружили бы. Тогда мы занялись субмолекулярной микроскопией, и обнаружились удивительные вещи.