— Берегите свой скальп, капитан, — хмуро сказал он. — И гоните коня быстрее, чем когда-либо в своей жизни.
8. Они идут!
Пустив лошадь вниз по каменистому склону, Оверстрит оглянулся, чтобы узнать, нет ли за ними погони. И увидел ее — вопящую, украшенную перьями волну, набегающую на них, словно прилив на побережье Галвестона. Он замолотил шпорами в ребра лошади и прихлопнул по крупу животного своей шляпой. Камни с громким стуком летели из-под стремительно мелькающих копыт.
В нескольких сотнях ярдов перед обозом лейтенант увидел довольно ровное открытое пространство, пересекаемое с одной стороны извилистым оврагом. Двигаясь рядом с головным фургоном, капрал Уиллер ждал появления Оверстрита. Лейтенант помахал шляпой, призывая его ускорить ход обоза. Ему пришлось сделать это всего раз. Уиллер, мигом сообразив, в чем дело, начал действовать. За несколько секунд фургоны набрали максимальную скорость, какую только можно было выжать из животных. Брезентовые чехлы, покрывавшие груз, хлопали на ветру.
Офицеры на полном ходу подскакали к обозу как раз тогда, когда он достиг открытого пространства. Оверстрит помахал шляпой, изображая дугу, и фургоны быстро выстроились в круг, скрипя железными ободьями колес на скользких серых камнях. Перекрикиваясь, люди бросились распрягать животных и загонять внутрь круга. Затем десятки рук схватили ружья, и люди, упав ничком, заползли под фургоны. Положив пальцы на спусковые крючки, они пытались совладать с дыханием прежде, чем их захлестнет размалеванная волна индейцев.
С дрожащими от возбуждения руками Оверстрит соскочил с седла, отпустил лошадь и повернулся к капитану-янки.
— Можете вы дать слово, что, если я вооружу ваших погонщиков, они потом не используют оружие против нас?
Пэйс кивнул:
— Я даю вам слово.
Оверстрит прокричал приказание северянам залезть в фургоны и взять себе оружие и патроны. Затем, убедившись, что все готовы, быстрым шагом вошел внутрь круга.
На одном из фургонов стояла Линда Шафтер, с трудом пытаясь спустить тяжелый ящик с ружьями на землю.
— Нам нужно построить убежище для Сэмми, — выговорила она, переводя дыхание. Оверстрит помог ей составить ящики на землю, затем спустил вниз Сэмми. Мальчик громко стонал и сжимал кулаки, то бредя, то стискивая зубы от боли. От приступа жалости у лейтенанта перехватило горло. Судя по всему, у парнишки не было шансов.
— Линда, — сказал он, — вы тоже спрячетесь за те ящики.
Она послушалась не медля ни секунды. Но вдруг повернулась, поймала Оверстрита за руку и притянула к себе.
— Майлз, — умоляюще сказала она, и в черных глазах заблестели слезы, — ради Бога, береги себя!
Он опустился на колени и поцеловал девушку. Затем торопливо поднялся и встал рядом с фургонами, наблюдая, как индейцы приближаются с трех сторон. Дикие вопли и грохот неподкованных копыт по каменистой земле заставили его содрогнуться. Поначалу лейтенант мог разглядеть только силуэты сильных краснокожих тел на спинах лошадей. Затем стали различимы перья на головах, вопящие рты, обведенные краской глаза. Тогда Оверстрит приказал своим людям открыть огонь.
От оглушительного грохота ружейных выстрелов он вздрогнул и на секунду закрыл глаза. Затем, когда едкая пелена порохового дыма немного рассеялась, лейтенант увидел, как несколько лошадей, лишившихся всадников, беспорядочно мечутся под градом пуль. Команчи выстроились традиционным для индейцев кольцом, описывая круги вокруг обоза. Ревели ружья, падали индейцы. Но и в фургоны сыпались стрелы, словно град из черной тучи. Оверстрит слышал, как за его спиной пронзительно кричат мулы.
Стрельба все продолжалась. Земля перед кольцом фургонов была усеяна корчившимися людьми и лошадьми. Индейцы начали отступать, постепенно расширяя кольцо и останавливаясь, чтобы подобрать раненых товарищей.
Стрелы продолжали стучать по фургонам, но уже не так часто, как в первые минуты боя. Наконец команчи, взмахнув поводьями, ускакали за пределы досягаемости ружейных выстрелов. Сквозь оседающую пыль и медленно рассеивающийся пороховой дым Оверстрит видел, как они взбираются на вершину горы.
Он поднялся на крышу фургона и насчитал около двадцати индейцев, неподвижно лежащих на земле. Можно было сказать, что на данный момент Боуден разбит. Но сердце лейтенанта сжалось в комок, когда он признался себе, что индейцы не разбиты навсегда. И он понимал, что они никогда не будут разбиты окончательно.