Наконец весь порох был взорван. Огромные облака черного дыма медленно уплывали прочь. От потрескивающего пламени, которое пожирало остатки фургонов, поднимались тонкие струйки бледно-серого дыма. Вскоре и он развеялся, оставив лишь тлеющий пепел, там и сям сгоревшие остатки осей или дышло, торчащее в небо, словно обломанный черный палец.
Оверстрит поморгал, пытаясь избавиться от рези в глазах и глотая последние остатки великой мечты. Линда Шафтер держала его за руку.
— Мне очень жаль, Майлз, — прошептала она.
Он услышал, как кто-то просит воды. Это был знакомый голос, заставивший его резко обернуться. Сэмми Мак-Гаффин!
— Пожалуйста, — снова проговорил мальчик слабым голосом. — Я сух как порох. Кто-нибудь может дать мне стакан воды?
Внезапная радость за Сэмми заслонила глубокую печаль в душе Оверстрита.
— Очнулся! — взволнованно воскликнул он.
Линда кивнула.
— Да, Майлз. Он начал приходить в себя еще до того, как мы покинули фургоны. Боль, терзавшая его столько времени, утихла.
— Как вы этого добились? Что вы делали?
Темные глаза девушки устремились на него.
— Единственное, что мне оставалось. Я молилась за него, Майлз.
Его глаза повлажнели прежде, чем он успел сморгнуть.
— Я рад, что вы делали это, Линда. Я рад, что вы молились.
Оставшиеся в живых команчи снова собирались в группы неподалеку от тлеющих фургонов. Теперь их было гораздо меньше, чем утром. В свой бинокль Оверстрит наблюдал, как они жестикулируют и спорят между собой. Затем Боуден отделился от них и поскакал к оврагу. С ним отправились двое из троих индейцев, которые были с ним на переговорах у подножия горы.
За сто пятьдесят ярдов до оврага Боуден натянул поводья. Его лошадь явно хромала, и Боудену не удавалось сидеть в седле ровно.
— Оверстрит! — прокричал он. — Мне нужен только ты. Выходи, а остальные могут быть свободны.
Паника вспыхнула в глазах Линды. Капрал Уиллер подскочил к Оверстриту.
— Не делайте этого, сэр! — взмолился он. — Боуден лжет. Он прирежет вас, а потом — в любом случае — прикончит и нас.
Лейтенант сжал кулаки. Страх охватил его. Он попытался справиться с ним, но страх оставался, прячась в темных углах его души, леденя кровь и заставляя дрожать ноги.
— Это обещание, Боуден? — хрипло крикнул он. — Ты не причинишь вреда остальным людям?
— Я даю тебе слово, — прокричал Боуден в ответ. — Выходи, и я уведу индейцев.
Страх все еще владел им, и Оверстрит медлил. Затем, из далекого прошлого, он снова услышал голос отца, повторяющего слова, которые лейтенант слышал много лет назад и вспомнил только сейчас: «Нет смысла ожидать, что Бог даст тебе возможность жить вечно, сынок. Но если человек верит в Него, он сможет умереть с миром в душе».
Внезапно Майлз Оверстрит страстно захотел поверить снова, как верил много лет назад. Страх отступил. Дрожь прекратилась. Лейтенант повернулся лицом к своим солдатам, сглотнул комок в горле и заговорил с ними ровным голосом:
— Я хочу, чтобы вы знали одну вещь. Все это время я ненавидел вас, во всяком случае, большинство из вас. Я считал вас негодяями, отбросами бригады Сибли. Сотни раз я желал, чтобы вы все умерли. Но теперь я даже рад, что все так случилось. Негодяев и трусов больше нет. Остались только храбрые люди. И что бы ни случилось со мной, я хочу, чтобы вы знали: я горжусь, что мне довелось командовать вами! Это большая честь для меня — служить с такими солдатами.
Затем Оверстрит повернулся к Линде и взял ее руку. Он поцеловал ее мокрую от слез щеку, дрожащие губы, а затем мягко отстранил девушку от себя.
— Молись за меня, Линда, — сказал он тихо. — Молись за меня.
Он бросил свой карабин на землю и отстегнул кобуру кольта. Потом выбрался из оврага и направился к Боудену, твердо ступая и распрямив плечи.
Голос отца продолжал звучать у него в голове: «Да, пусть я иду по долине смерти, но я не боюсь дьявола… не боюсь дьявола».
Он вгляделся в каменные лица команчей, потом перевел взгляд на Боудена. Одежда торговца была разорвана, он весь был покрыт царапинами, оставшимися после того, как ударной волной его швырнуло на землю. Полосы засохшей крови исчертили обрюзгшее заросшее бородой лицо. Палец Боудена дрожал, лежа на спусковом крючке длинноствольного мушкета. Глаза его горели ненавистью.
Торговец пробормотал что-то нечленораздельное и начал поднимать оружие.