— Не советую. Следующий будет твоим. Тогда точно окривеешь.
Леха скосив взгляд на портрет Императора, заметил, что нож пущенный рукой Длинного вошел прямо в глаз портрета. И судя по тому, как Кривой вдруг сжался, было понятно, что он испугался. Длинный же, проходя мимо Лехи, вдруг на мгновенье остановился и спросил:
— Пойдешь со мной?
— Да.
Только и сумел выдавить из себя Леха уже представляя, чтобы с ним было, если бы Длинный не произнес этих слов.
Глава 3
(Леха продолжение)
Сколько не пытался Леха узнать имя напарника, так ничего у него и не вышло. На все вопросы был один ответ указывающий на действительно выдающийся рост напарника. Когда же Леха основательно надоел ему, то приятель объявил, что с этого момента и Леха лишается своего имени, и теперь будет только Лепехой, и никак иначе. Как бы невероятно это не звучало, но Лехе это пришлось по душе, особенно после какого-то необыкновенного рассказа Длинного о красноармейцах-диверсантах, последнее слово было не слишком понятно, но сам рассказ открыл перед ним такие дали, что просто дух захватывало. Так вот эти необыкновенные воины пользовались между собой только прозвищами-позывными. Как сказал Длинный, это было сделано специально, чтобы в случае попадания в плен никто не узнал их настоящего имени. Да и в бою проще было позвать по прозвищу, чем выговаривать длинное: «Товарищ красноармеец-диверсант, не будете ли вы столь любезны и не соблаговолите ли вы занять вон ту высоту, которую нужно будет удерживать некоторое время, до подхода основных сил Красной армии». Леха, наверное, хохотал минут пять, когда услышал эту тираду из уст своего приятеля.
В городе, в котором они изредка появлялись все было по-старому. Пацаны, встречавшиеся им из ватаги Кривого, тут же переходили на другую сторону улицы и старались, не только не разговаривать с ними, но по возможности даже не замечать их. Пойманный однажды врасплох один из малышей, чуть ли не на коленях просил отпустить его и постоянно оглядывался вокруг. Как выяснилось из короткого разговора, Кривой строго настрого предупредил всех поголовно, что если кого-то из них заметят, хотя бы приветствующих Длинного или Леху, тут же выгонит из банды. А в преддверии скорой зимы это было фатально.
Как это было ни странно для Лехи, но сейчас, когда вместо ватаги пацанов, он находился под опекой Длинного, жить стало гораздо проще. И это касалось всего.
В первый же день, поставив Лепеху у забора какого-то дома, как он выразился — на шухере, Длинный легко перемахнув через забор исчез на пару минут, а после вдруг появился уже почти в сотне метров от него, с охапкой каких-то тряпок. Как он умудрился проделать все это быстро и незаметно было непонятно. Леха так и не сообразил, как его приятелю удалось провернуть такой трюк. Ведь даже просто пробежать такое расстояние и то бы заняло не меньше этого времени, а тут он успел не только пробежать, но и найти нужную одежду. Правда сразу заполучить ее Лепехе не удалось. Вначале они отправились к реке, где Длинный приказал другу полностью разоблачиться, и хорошенько искупаться, используя вместо давно забытого мыла, растертые корни обыкновенного камыша. Правда он называл их аиром, и эти корни действительно вполне нормально мылились и помогали отмыть давно застаревшую грязь. А где они не справлялись, прекрасно помогала обычная прибрежная глина смешанная с песком. Потом, с помощью неизвестно откуда появившегося у него в руках ножа, Длинный вначале грубо обкорнал, а затем начисто выбрил Лехину голову, не оставив на ней ни единого волоска, разве, что, не тронув бровей и ресниц, хотя, явно прицеливался и к ним покачивая нож с такой страшненькой ухмылкой, что Леха чуть не обделался от его взгляда. После чего последовало повторное купание, но уже с мытьем начисто лишенной волос головы. И только после того, как Леха обсох, а Длинный внимательно осмотрел все его тело на предмет, как он выразился, «отсутствия квартирантов» отдал ему достаточно приличные, хотя и несколько большеватые портки, которые пришлось подвязать веревкой. А вот толстовка, врученная мгновением позже, оказалась, как раз впору, как будто и шилась именно на него. Правда не было обувки, а использовать старые, как выразился приятель — гавнодавы, он не разрешил, отшвырнув их куда-то в сторону. Вообще, из уст нового приятеля порой вылетали такие слова или обороты речи, что Лепеха на некоторое время просто терялся не понимая, что ему говорят. Впрочем, Длинный всегда или разъяснял, или старался подобрать какие-то другие слова, чтобы становилось понятнее.