— Нужно переписать текст из этого бланка на чистый лист, — Танака-сэнсэй похлопал себя по карманам, очевидно что-то ища. — Вот же, ручку потерял, — тяжело выдохнул он.
— Да, — неуверенно кивнул Тору, — вот, — он быстро нашёл ручку и протянул её учителю. Дрожание пальцев показалось особенно ясным.
К ушам прилило тепло. Как же неловко он себя почувствовал! Если Юра заметит его смущение, то избежать вопросов не удастся. А как объяснить ему, что краснеешь, вспоминая школьного учителя? Юра точно сочтёт его безнадёжным извращенцем. Тору шумно выдохнул и интенсивно потёр уши ладонями, пытаясь отогнать воспоминания. Выходило так же скверно, как привести себя в чувства и скрыть смущение: сейчас на него в самом деле смотрела половина аудитории — вторая половина уже потеряла к представлению всякий интерес. Его снова станут считать чудаком и психом, затем в его жизни появится новый Танака Иори, круг замкнётся — ему придётся переиграть свою жизнь, а значит, жить ещё почти на десяток лет больше. Тору не мог этого допустить, не мог вынести внепланового продления своего срока и совершенно не желал ничего слышать о бессмертии и о Танаке Иори. Только Танака Иори так же упрямо не желал покидать его мысли: блики очков мелькали перед глазами Тору издевательски изломанным калейдоскопом.
— Ты не пугайся, это всё совершенно законно, — успокоил Танака, — дел по горло, вот и приходится просить учеников. Прости уж, Акияма-кун.
Тору замер, вслушиваясь в только что произнесённые слова. Ручка в его пальцах стала влажной. Перед ним в самом деле когда-то извинились в первый раз. Как нелепо.
— В каком клубе ты состоишь?
— Рисовал раньше, — ответил Тору. Он едва не вспотел, боясь допустить ошибку. Писать карандашом было значительно проще.
— А сейчас?
— А сейчас я пока нигде, — пожал плечами Тору.
— Не нашёл ничего по душе? Может быть, запишешься к нам? Ты, мне кажется, неплох в литературе.
«Ты так и будешь нигде, — подумал Тору, — был ли в этих годах хоть какой-то смысл?»
Когда Танака Иори упомянул литературу, Тору почувствовал, как что-то внутри оборвалось. Даже учитель будет над ним подшучивать? Будь проклят день, в который он непростительно сглупил и принёс в школу блокнот.
Тору промолчал, но Танака-сэнсэй продолжил.
— Я курирую литературный клуб и ручаюсь за своих ребят, — улыбнулся он, — заодно подружитесь.
— Танака-сэнсэй, вы шутите? — переспросил Тору. — Я совершенно никчёмен в литературе. Как в заучивании, так и в создании.
— Ну зачем же ты так, Акияма-кун? У меня опыт большой, таких, как ты, вижу сразу, — сказал Танака Иори, принявшись за свою часть бумаг, — талантливый парень. Только уж очень скромный. Скромность украшает человека, когда не затмевает его достоинств. Позволишь мне прочесть твои строки?
— Танака-сэнсэй, пожалуйста.
Тору почувствовал, как к глазам вновь подступили жгучие слёзы.
— Акияма-кун, я не смеюсь. И ребята тоже просто неудачно пошутили. Разве нужно из-за этого хоронить свои таланты?
— Всё в порядке, Танака-сэнсэй, — кивнул Тору, — я обязательно подумаю об этом. Благодарю за предложение. Я обещал родителям сходить вместе на ужин, простите, — закончив с бланком, он оставил ручку на столе, — оставьте себе, у меня ещё есть. До свидания, Танака-сэнсэй.
Не успев услышать ответ учителя, Тору поклонился и выбежал из кабинета, закрыв за собой дверь. Должно быть, Танака-сэнсэй тогда посчитал его диким грубияном и захотел оставить наедине со своими проблемами, дать утонуть в них и захлебнуться слезами и ненавистью. Тору думал вернуться и извиниться, но это выглядело бы ещё более странно — учитель и вовсе посчитал бы его дураком и никогда не стал бы иметь с ним дело. Тору сжал зубы и зажмурился — из темноты и вспышек перед глазами возникло ухмыляющееся лицо Юити.
Удивительно, что Танака Иори, спустя столько лет, пронизанных многочисленными знакомствами и случайно обретёнными связями, оставался для Тору одним из самых ошеломляющих людей. Он перевернул его жизнь с ног на голову, просто оказавшись рядом в нужный момент. Было трудно сказать, получил ли Тору ценный опыт, однако до сих пор лишь одному человеку удалось предать его доверие. Воспоминание нехотя кольнуло в груди. Тору сразу встряхнул головой, не позволяя себе вновь погрузиться на дно однажды сковавшего его отчаяния.
Случившееся с Танакой Иори покрыло его сердце, пусть и непрочным, но толстым панцирем, за которым он прятался от протягивающих руку помощи людей, отвергая их попытки приблизиться. И это не могло не играть ему на руку.