Мисаки Рин, второгодка из класса 2-С положила ему на стол конверт с лежавшей внутри запиской. Тору узнал её почерк и, заметив, как девушка посматривает на него в компании подруг, счёл её жест очередной насмешкой. Тору ничего не почувствовал. В детстве он не раз представлял своё первое свидание и первое признание в любви. Тору был уверен, что это будет настолько смущающе и неловко, что кровь пойдёт носом, а руки будут дрожать ещё несколько дней. Образ его будущей невесты никогда не виделся отчётливым, оставляя после себя лишь смутный силуэт — примерно так он видел Юмэ из-за матового стекла. Однако сейчас, когда детская фантазия получила возможность приблизиться к реальности, он не испытал и части представляемого трепета. Даже насмешка со стороны Рин не вызвала бы у него на душе ни единой волны. Тору подумал, что, должно быть, действительно умер. В его возрасте мальчики тайком листают журналы для взрослых, просматривают запрещённые сайты и приглашают девушек на вечерние прогулки. Большая часть их разговоров вне учебных тем сводится к женщинам и сексу. Подумав об этом, Тору почувствовал себя странно: почему Юмэ до сих пор не говорил с ним об отношениях, отделываясь лишь глупыми шутками? С ними в самом деле что-то было не так?
Конверт от Мисаки Рин Тору убрал в сумку, намереваясь решить его судьбу дома. Сейчас его гораздо больше беспокоило собственное будущее и выступающие линии вен учителя Танаки.
— Акияма-кун, — голос Джуничи заставил Тору поёжиться, — вы с Танакой-сэнсэем стали достаточно близки, верно?
Тору попытался расслышать в его словах угрозу, но не смог. Образ Джуничи вызывал тревогу, но в нём не за что было зацепиться. Какое разочарование вновь и вновь страдать от собственных мыслей!
— Нет, Ямамото-семпай, — отмахнулся Тору, желая поскорее закончить неприятный разговор, — учитель помогает мне по вопросам учёбы и литературы не больше, чем остальным.
— Да? — переспросил Джуничи. — А я с ним по кафе не ходил. И не думаю, что кто-то ходил.
— Мне жаль, — слова сами сорвались с языка, и Тору в следующую же секунду замер, задержав дыхание.
— Твой выбор, — пожал плечами Джуничи, — не зазнавайся раньше времени, Акияма-кун, — неожиданно мирно вздохнул он. Джуничи посмотрел на Тору с сожалением: так, что он сразу почувствовал себя униженным. — И будь, пожалуйста, осторожнее, даже с учителями. Как лидер клуба, я должен позаботиться о тебе.
Позаботиться? Это Джуничи собрался о нём заботиться? Что он имел в виду, прося быть осторожнее? Не мог же Джуничи завидовать тому, что учитель уделял Тору много внимания? Ямамото никогда не страдал от одиночества, его всегда окружали одноклассники и друзья. Разве могло ему не хватать чего-то настолько, чтобы говорить с таким незначительным, как Тору? Стоило ли спросить об этом учителя Танаку? Или он, почувствовав недоверие, станет относиться к нему с презрением?
Как бы хорошо ни складывались дела в реальном мире, попросить совета Тору мог только у Юмэ.
— Ты даже не представляешь, какими бывают люди, Акияма-кун, — однажды сказал учитель Танака.
К фразе, звучащей так обыденно и избито, Тору отнёсся без особого интереса. Писать стихи и прозу под руководством и наставлениями Танаки Иори было гораздо увлекательнее. Учитель почти всегда соглашался с его мнением, корректируя лишь оформление и подачу. Работы Тору стали набирать популярность, и их слава вскоре разнеслась среди многих крупнейших школ Токио.
Тору всё больше боготворил Танаку Иори: с каждым новым выступлением и проектом он проникался к учителю особенной нежностью. К Мисаки Рин присоединилось ещё несколько девушек — за месяцы у Тору скопилась стопка цветных конвертов, подарков и писем. Ему льстило женское внимание, оно окутывало теплом, сильно отличающимся от материнского. В их ласке не было тревоги и беспокойства, только странное и далёкое от понимания обожание, проливающееся на страницы чернилами и штрихами карандашей.
Ямамото Джуничи, признав успех члена своего клуба, говорил о нём с гордостью и больше не язвил по поводу близких отношений учителя и ученика. Его демонстративное спокойствие казалось Тору пугающим — он с настороженностью относился к любой попытке Джуничи заговорить с ним по рабочим вопросам. Однако ещё больше Тору переживал за то, что учитель Танака в любой момент мог предпочесть ему Ямамото Джуничи, более успешного, взрослого и решительного. Он следил за каждым взглядом Танаки Иори, боясь пропустить в нём момент угасания искры заинтересованности. Тору не хотел, чтобы учитель касался Джуничи, чтобы заботился о его проектах и успеваемости. Он привык быть единственным учеником, удостоившимся такого внимания, и теперь не мог отпустить прилипшую к коже роль.