— Юр, сзади кто-то есть, – нерешительно прошептал Тору.
— Ась? – Юра включил лампу и посмотрел ему за спину. – Не-а.
— Я слышал, – затараторил Тору, – я слышал, как оно ходит. Оно дышало на меня!
— Ты переутомился, – успокоил Юра, – я оставлю свет. Хочешь – поменяемся местами и буду тебя защищать от злобного подкроватного монстра.
— Я не утомлялся! Юр, оно где-то рядом. Я не повернусь туда.
— Я смотрю, – зевнул Юра, – никого. Мне даже грустно и одиноко стало.
— Юра!
Юра недовольно вздохнул и ловким движением, нависнув сверху, перетащил Тору на другую сторону кровати.
— Я серьёзно, – повторил он. – Можно я не буду напоминать, что чуть больше двадцати четырёх часов назад ты почти валялся под поездом, а на следующее утро полтора часа пёрся в храм, где простоял среди незнакомцев, совершающих дикие для тебя ритуалы. Ты вообще понимаешь, что ты сделал? С твоей, – Юра осёкся, подбирая слова. Наверняка спросонья он хотел сказать что-то правдивое, но колкое, – особенностью. Чувствительностью, в общем. А теперь чудится всякое – неудивительно. Ещё и в чужом доме.
— Не в чужом, – Тору сказал первое, что пришло в голову, но затем понял, как нелепо это, наверное, звучало со стороны, – я же жил у тебя раньше.
— Но всё-таки по-другому. Тут ещё мама сцену закатила, – Юра ободряюще похлопал его по плечу. – Забей, в общем. Что плохого вообще может случиться в моей квартире? Тут икон больше, чем в церкви.
— Прости, что разбудил, – промямлил Тору, – так нелепо, наверное.
— Забей, – протянул Юра, – ты молодец, что рассказал. Надо быть смелее. Я не смеялся над тобой, если что. Просто посреди ночи слышать про пожирающих душу чудовищ…ну ты, думаю, понимаешь.
— Прости, – повторился Тору, – я доставляю слишком много проблем.
— Да, своими глупыми извинениями, – фыркнул Юра, – завтра после учёбы заедем к тебе, чтобы забрать вещи.
— Твоя мама не будет против, если я останусь?
— Она уже сейчас не воспринимает тебя как гостя, – объяснил Юра, – она приходит под вечер и никогда даже не заглядывает ко мне. Готов поспорить, что тебя заметят, только если будешь шуметь так, что стены начнут дрожать.
— То есть…
— То и есть, – ответил Юра, поворачиваясь на бок, – моя мама была любезна с тобой, как с гостем. Сейчас ты не гость, а член нашей семьи. Для неё – что-то вроде неприхотливого кота, которому не надо менять туалет и воду. Спокойной ночи. Если что, бери табуретку и бей монстров по темечку. Они этого страсть как не любят и сразу мрут.
Тору кивнул, пропустив мимо ушей последнюю фразу. Его только что, пускай в шутку и невсерьёз, назвали членом семьи.
К утру он забыл о ночном видении и помнил только их с Юрой разговор. Темнота, как ничто другое, способствовала откровениям и искренности. Больше всего он надеялся, что спросонья не успел наговорить глупостей. Просыпаться по утрам, несмотря на беспокойные ночи, становилось легче и радостнее. Не могло же всё так просто закончиться после того, как он чуть не убил себя? А если бы Юра его не спас? Если бы не решил исполнить свой человеческий долг? Тору бы так и не дождался своего «доброго утра»?
— Ужасно хочется спать, – Тору вздрогнул от неожиданности, стоило Юре заговорить. – Темнотища смертная, даже с этой дурацкой лампой, которая мне полночи спать не давала.
— Прости, – снова извинился Тору, но исправился, наткнувшись на недовольный взгляд Юры, – доброе утро.
— Я рад, если доброе. Надо в шарагу любимую катиться, – Юра рывком встал с кровати – у Тору от одного взгляда на такое закружилась голова.
— Ты на бюджете, повезло. Так обидно платить за это, особенно за физкультуру. Я всё равно не занимаюсь толком, вечно там что-то болит. У тебя не болит?
— Двести девяносто один балл, – Юра что-то нервно искал в шкафу, – русский завалил, не поверишь. Не болит у меня ничего, только душа за два часа до Авиамоторной.
Тору изо всех сил старался смотреть Юре в лицо. Получалось с переменным успехом. щёлкнул выключателем лампы и одновременно с этим дал себе лёгкую пощёчину.
— Эй, – возмутился Юра, – верни.
Тору послушался и снова включил свет.
— Чего лупишь себя?
— Пытаюсь проснуться, – соврал он, не подняв взгляда.
— В следующий раз оболью ледяной водой, – пообещал Юра, – и не прижимайся ко мне так больше, а то под утро снилось всякое.
Тору затих, задумавшись, а когда осознал сказанное, Юра уже вышел из комнаты.
***
В Юрином халате, оставшемся у него с первого курса, Тору чувствовал себя странно: рукава были слишком длинными и широкими, их приходилось подворачивать, чтобы не выглядеть школьником-переростком, укравшим отцовское пальто.
Ему казалось, что всё вокруг пропахло ладаном – со временем от прилипчивого аромата начала болеть голова.
В перерыве к Тору подбежала взбудораженная Кира. Она грубо схватила его за запястье и потащила за собой, игнорируя любые возражения. В холле было немноголюдно: мимо мелькали белые халаты и колпаки, перемежающиеся с деловыми костюмами.
Тору смотрел на тяжело дышащую Киру: она силилась начать разговор, но каждый раз только судорожно хватала воздух. Когда она, наконец, заговорила, Тору стало не по себе.
— Акияма, – строго сказала Кира, – что у вас с Кирсановым?
— Что..? – с недоверием и опаской спросил Тору. Приехавший на этаж лифт напряжённо скрипнул.
— Говори прямо и как есть, – пыталась отдышаться она, – болтать не буду, всё между нами.
— Я не понимаю, о чём ты, – Тору попытался освободить запястье из крепкой хватки, – может, отпустишь меня сначала?
— Прости, – смягчилась Кира и разжала пальцы. – Но скажи, как есть. Ты приходишь в его халате – хорошо запомнила эти дурацкие красные пуговицы. Он срывается к тебе посреди…посреди вечера, сам просит меня отдать твою куртку. Она у меня, кстати. Пить меньше надо.
— Мы с Юрой хорошие друзья, – уверенно ответил Тору. Ему приходилось второй раз доказывать кому-то чистоту своих намерений – какой стыд! – Только друзья и ничего большего! А халат свой я в стирку бросил, и он на холоде не высох. Друзьям нормально помогать друг другу. Мы просто друзья.
— Ты не заболел? – Кира приложила руку к его лбу. – Мне без разницы, в карты вы там играете, целуетесь или книги по ортопедии читаете. Я имела в виду, что произошло-то в итоге? Ты упёрся куда-то посреди вечера, этот за тобой ринулся. Как я отцу должна была объяснить, что у меня друзья-придурки? Сказал вдвоём вас больше не приглашать.
— А, ты про это, – замялся Тору. До чего же неловкой получилась ситуация! Он почувствовал, как к лицу прилила кровь, – я просто перепил, наверное. Уже плохо помню. Юра нашёл меня на станции и проводил до дома.
— Поэтому твоя мать мне звонила и спрашивала, где тебя носит? – спросила Кира.
Неужели она в самом деле опустилась до того, чтобы выискивать номера его друзей? Она же даже не знала про его дружбу с Кирой! У неё даже Юриного номера быть не должно! Тору запаниковал и начал придумывать оправдания. Сказать, что Юра сначала привёз его к себе и позволил проспаться? Соврать, что мать тронулась умом и поэтому не заметила его присутствия? Всё звучало неубедительно даже в его голове. Оставалось лишь признаться, чтобы ещё быстрее и глубже не утонуть во лжи.
— Прости, – заранее извинился Тору, – я чувствовал себя плохо, поэтому не рискнул возвращаться домой.
— Молодец, – она потрепала его по волосам и усмехнулась, – Тору, у твоей матери никак не могло оказаться моего номера, она не настолько сумасшедшая. А вот врёшь ты ужас как плохо. Берегите себя, я вообще-то переживаю за вас, придурки.
Кира засмеялась и так же быстро ушла обратно в аудиторию, оставив его одного.
Спустя минуты студенческий холл оживился: во множестве голосов Тору едва не потерял собственное лицо.
Твоё сокровенное
В аудитории было ужасно душно. Тору лениво обмахивался тетрадью, вслушиваясь в лекцию по акушерству. Слова путались, кожа – плавилась, а приоткрытое окно издевательски похлопывало из противоположного конца кабинета. Он посмотрел на Киру: она расстегнула верхние пуговицы халата и иногда черкала что-то в конспекте. Глаза бегали от тетради к экрану с презентацией – и обратно. Тору следил за её движениями и на время переставал чувствовать, как по спине стекают капельки пота. На подбородке болталась маска, он то и дело дёргал её вверх-вниз, создавая жалкое подобие прохлады.