Дальнейшие записи датировались годом их первой встречи в реальной жизни.
Юра не написал по этому поводу чего-то особенного, но было понятно, что он сразу узнал Тору в «одногруппнике-иностранце с забавным акцентом».
Дальше Юра писал редко и кратко, но в каждой строке скрывалось то, что Тору мог считать настоящим сокровищем. Судьба дала ему шанс взглянуть на жизнь и самого себя глазами человека, с которым он провёл свои лучшие годы.
**/**/****
…
«Он всё такой же унылый и нерешительный. Либо я вырос, либо это правда перестало быть проблемой»
**/**/****
…
«Целовался с Кирой. Не понравилось. Думал, она меня с ним забудет, а ему тоже не понравилось»
**/**/****
«Рассказал про Дримленд, помнит. Я удивлён, что помнит. И меня помнит. Значит, не зря всё. Так хорошо стало, что чуть не сболтнул»
Тору улыбнулся: а как хорошо играл-то! Про «фэнтези японское» рассказывал и едва не бредом называл – неужели так боялся признаться? Но почему? Хотел подшутить над ним, притворившись ничего не понимающим простаком?
**/**/****
«Было хорошо, когда со мной жил, а стало совсем плохо. Переживаю всё-таки, но он согласился лечиться. В последнее время как-то дышать тяжело. Молюсь за нас»
**/**/****
«Самое приятное в том, что я чуть не помер, это то, как он смешно со мной носился. Чувствовал себя первенцем в бесплодной семье. А ему на таблетках лучше не становится, и я вообще не знаю, что делать. Ходит чуть живой, с кровати еле-еле встаёт. Стараюсь быть рядом и молюсь»
Внутри ощутимо кольнуло. Он действительно заставил Юру так сильно переживать. А Юра ведь сам только из больницы вышел. Этот период Тору вспоминал с горечью и сожалением. Им обоим пришлось тяжело, но, наверное, такой была плата за доставшиеся им обрывки счастья?
**/**/****
«Поговорили по телефону. Уютный такой разговор получился. Не хочу думать о том, что попаду в ад. Хорошая ночь»
Ну вот и дочитал на свою голову. Эмоции смеялись вместе с описываемыми событиями. Тору казалось, что вместе с короткими предложениями он заново проживал все лучшие моменты прошлого. Как поразительно у них совпадали взгляды на прекрасное – Юра будто описывал всё его же словами.
**/**/****
…
«Кира хотела меня, а я Киру не хотел. В общем-то, всё, но Кира была настойчивой. А я сбежал, почувствовав неладное. И как знал. Слава Богу, что сбежал. Спасибо, отец, если ты надоумил. Ты меня принял, видимо. И я уже принял. Разве Бог создал бы меня изначально падшим?».
«А вообще тяжело. Не думал, что впервые коснусь его щеки так. До сих пор чувствую, как жжёт ладонь. Пусть в этом жжении будет всё наше отчаяние. Как глупо я коснулся его. Я часто думал об этом моменте, ещё когда мы впервые провожали закат на Дримленде. Он тогда так пялился, что даже мне стало неловко. А ведь не видел меня даже. Я был так себе красавец, ни о чём не жалею. Теперь я не знаю, сколько мне осталось, и даже не могу предположить. Совсем не знаю, что должен успеть сделать до того, как умру. Обычно люди живут на полную катушку и веселятся, но как-то не хочется. А он смотрит так, что я совсем не понимаю, что должен делать. Сказал, что мог бы меня поцеловать, но не поцеловал. Хорошо, наверное, что не поцеловал. Что имел в виду, говоря, что был счастлив во сне? Я не могу угадывать его мысли в такие моменты. Мне так паршиво из-за того, что я ударил.»
Юра мучил себя виной из-за такой мелочи? Тору не мог заметить в нём ни тени переживаний. За свою невнимательность и безразличие было стыдно, но поздно. И что значило это «Теперь»? Почему Юра писал о смерти, хотя в тот момент ничто не выдавало присутствия тяжёлых мыслей? Почему Тору узнавал обо всём только сейчас? Разве это не было подло по отношению к нему? Но мог ли он жаловаться, будучи единственным человеком, прикоснувшимся к Юриным тайнам? Наверное, Юра просто не мог сказать больше: не хотел или не умел – сейчас было уже неважно. Тору переживал, что, больше года прожаловавшись на свои проблемы, он так и не научил его делать то же.
**/**/****
…
«Как можно так напиваться? Я же совсем забыл, когда коснулся его в первый раз. А сейчас вспомнил и улыбаюсь. Теперь мне даже не обидно. Обидно только, что плохо помню. И что не знал раньше и тратил время впустую. Но все вовремя»
Тору вжался в стул, почувствовав, как грудь сковывает болью. Значит, он знал. Значит, ему не было противно или плохо из-за случившегося и он его простил. Значит, действительно говорил об этом, лёжа на песке в парке. Тору чувствовал себя идиотом. Он с трудом заставлял себя читать дальше.
**/**/****
«Его сигареты всё невыносимее. Кашель трудно держать, внутри всё горит. Пью гадкие сиропы, чтобы полегче, но есть и сладкие. Создать свою Вселенную, но мучиться из-за прикосновения. Это даже звучит нелепо, так непродуманно. На кого я оставлю Дримленд? Так давно там не был. Одному плохо, с ним не хочу, а кому-то другому там не место. Не хочу впутывать в это Тору. Я, кажется, его единственный друг *перечёркнуто*.
Кому ещё подойдёт Дримленд? Там всё в его картинах. После того, как мы перестали видеться, я разрисовал стены его стихами. У него раньше был такой...странный русский. Но хорошо для японца. Его родители придурки. Хорошо, что они развелись, так на одного придурка стало меньше, и теперь Тору в России. Только он переживал, конечно. Но переживания часто ведут к чему-то хорошему. А мне не то, чтобы страшно, но как-то не по себе. Будто оставляю что-то важное. Или кого-то. Мать будет плакать, если со мной что-то произойдёт. Я же так похож на отца»
Юра снова писал о чём-то тяжелом. Его мысли метались от радости к грусти и обратно – Тору чувствовал, что его качают и убаюкивают на крутых волнах. Всё больше получалось поверить в то, что Юмэ и Дримленд были реальными и ждали его в Торонто.
Уже не хотелось кричать или плакать. Импульс отошёл на второй план, уступая глубине переживания. Чувств было настолько много, что Тору не испытывал ничего, кроме замешательства и растерянности.
**/**/****
«Проклятая коробка и проклятый я. Так виноват. Не смогу жить с этим. Правда, как больной, как извращенец и сталкер. Не знаю, зачем понадобилось, он же и так мой и со мной. Я отвратительный друг. Ему, наверное, противно, и он никогда со мной больше не заговорит. Так страшно терять снова»
До этого момента в дневнике Юры не было ничего о коробке. Она была случайностью, чуть не разрушившей их крепкую дружбу. Тору понял, что принял правильное решение, простив это недоразумение. Как бы сейчас сложилась жизнь, продолжи он обижаться?
**/**/****
…
«Я сплю или он наконец-то стал вести себя по-мужски? Теперь я уверен, что отдам дневник именно Тору. Поэтому, Тору, ты будешь это читать. Теперь давай на «ты». Знаешь, я рад, что ты стал смелее. У нас ещё есть время, мы молоды и полны сил, чтобы увидеть этот мир в лучших красках. Перед тобой красуюсь – видишь, как заговорил?»
**/**/****
…
«Это всё произошло быстрее, чем я ожидал. И достаточно неожиданно. Твоё перепуганное лицо стоило всего, что случилось. Как будто я стеклянный и вот-вот разобьюсь. Не ожидал хоть раз увидеть меня смущённым? Я сам не ожидал. Я какой-то другой теперь. Просто как раз в такие моменты забываешь о мелочах и делаешь так, как чувствуешь. Видишь, как много пишу?»
«Больно, на самом деле. Но ты не виноват, а то чувствую, что уже загоняешься. Я же знал, что в итоге так и будет. Спрашиваешь, почему не сказал? А я сам не знаю. Всё пройдёт. Хороший день. Не смущайся, не загоняйся, будь смелее, радуйся жизни и вспоминай с теплотой, если я не во всём облажался»
«Ничего ты не облажался!» – вслух произнёс Тору, покраснев то ли от возмущения, то ли от заполнившей комнату духоты.
**/**/****
«Я чувствую себя счастливым. Пишу утром, пока ты спишь. Потом лягу и притворюсь, что так и было. Спишь, как убитый. Мне нравится жить вместе, потому что ты классно готовишь, убираешь дома и мне не скучно. А ещё об тебя можно ноги греть ночью. Только не пинайся так. Не знаю, что тебе снится. В Дримленде ты жутко стеснялся спать со мной в кровати даже через это дурацкое стекло. Дурак, ну»