И ещё был случай, когда, будучи в Китае, я упомянула имя Цзян Цин. Произошло это при следующих обстоятельствах. Группа из Общества советско-китайской дружбы, в состав которой входила и я, прибыла в Пекин в ноябре 1966 г. «Культурная революция» была уже в разгаре. Где бы мы ни появлялись, нас грубо атаковали хунвэйбины. Я не стану описывать эту тяжёлую поездку. Дела давно минувших дней. Китайцы и теперь ещё залечили не все болезненные раны того десятилетия. Прибыли мы в Ханчжоу, где расположено знаменитое озеро Сиху. Сопровождавшие нас китайцы предложили прогулку по берегу озера и в прилегающие горы. Я там уже была однажды. Поэтому с прогулки вернулась быстро, прочитала все висевшие недалеко от места стоянки нашего автобуса «дацзыбао» и остановилась у фотовитрины. Вскоре ко мне подошёл один из сопровождавших группу работников и спросил по-русски:
— Что это вы, товарищ Картунова, здесь так внимательно рассматриваете?
— Да вот,— говорю,— смотрю на товарища Цзян Цин, она теперь носит очки и заметно располнела…
— А вы что, раньше видели товарища Цзян Цин? — спросил он с явным недоверием.
— Да, вы знаете, не только видела, но и работала с ней.
— Где?! — прямо-таки подскочил мой собеседник.
— В Москве,— отвечаю.
— Это неправда! — выпалил он.— Товарищ Цзян Цин никогда не была за границей.
— Вы можете говорить всё что угодно,— спокойно парировала я.— Но я-то точно знаю, о чём говорю.
Его и других сопровождавших нас китайцев словно ветром сдуло. Явились они к автобусу лишь часа через полтора. Видно, звонили в Пекин, спрашивали, может ли это быть правдой и как вести себя с нашей группой дальше. После этого эпизода нашу группу оставили в покое, и мы благополучно завершили поездку. Именно на этот эффект в той трудной обстановке я втайне и рассчитывала.
В своих воспоминаниях о встречах с Цзян Цин я не стремилась дать какой-то цельный образ, а лишь набросала отдельные штрихи к её портрету, которые как-то дополняют уже известное о ней по китайской и западной литературе. Ясно одно: в зависимости от обстановки она проявляла себя неоднозначно и была, конечно, фигурой противоречивой. В годы «культурной революции» верх взяли такие её качества, как непомерные амбиции, политический авантюризм в стремлении обладать властью, хитрость, жестокость, мстительность, проявление которых оказалось возможным в определённых исторических условиях. В моей же памяти она запечатлелась такой, какой я видела её во время пребывания в нашей стране более полувека назад.