КОРОЛЬ ВЛАДИСЛАВ, ОБЪЯВИВ ОБ УСЛОВИЯХ МИРА, ПОДНИМАЕТ ДУХ СВОЕГО ВОЙСКА ИЗВЕСТИЕМ О ПРИБЛИЖЕНИИ ВРАГА.
В субботу, в пятый день июля, король Владислав стал лагерем у селения Ежово и там принял венгерских баронов Николая де Гара и Сцибория из Сцибожиц, которые призывали его и великого князя Литвы Александра согласиться на мир и назвать его условия. Вместе с ними прибыл и Георгий Керсдорф разведать силу и расположение войск короля и князя Александра. В следующее же воскресенье, которое было шестого июля, польский король Владислав после совещания с князем Александром и советниками дал ответ на предложение венгерских баронов; король сказал, что ему никогда не были чужды и далеки мирные намерения; так же и теперь он не отвергает любого справедливого мира, чтобы не пришлось проливать крови католиков. Но мир только тогда будет справедливым, если за великим княжеством Литовским останется целиком его древняя и природная земля Самагитская, земля же Добжинская, несправедливо занятая магистром Пруссии и крестоносцами, будет возвращена королю и королевству Польскому; что же касается нанесенного ущерба, то он обещает подчиниться третейскому разбирательству и решению Сигизмунда, короля римлян и Венгрии. Венгерские бароны были удовлетворены и обрадованы, надеясь, что магистр и Орден крестоносцев охотно согласятся на предложенные условия, как наиболее справедливые, и даже приняли угощение королевским обедом. После обеда король снялся лагерем и в тот же день прибыл к одному селению, расположенному над рекой Вкрой. Александр же, великий князь Литвы, в этот день занимался построением литовского войска; разделив его по стародавнему обычаю предков по клиньям и хоругвям, он поставил в каждом клине в середину рыцарей на худших конях или недостаточно хорошо вооруженных, которых окружали другие на более сильных конях и отлично вооруженные. Такие клинья, сомкнутые и скученные, не допускали разреженности рядов, но один клин держался раздельно от другого на большом расстоянии. Под конец великий князь Литвы Александр присвоил этим клиньям сорок знамен, которые мы называем хоругвями, и велел каждому клину и отряду следовать под своим знаменем и подчиняться своему начальнику. Владислав же, польский король, поднялся с венгерскими баронами на высокий холм, с которого можно было видеть все польское и литовское войско, так как ниже на широком пространстве простирались ровные поля. Под холмом еще проходило литовское войско, уже построенное в ряды, и упомянутый силезец Григорий Керсдорф внимательным образом оценивал, какой оно силы. Кроме того, в тот же день, по велению короля, был пущен слух о внезапном появлении врагов, и все королевское войско стало вооружаться, хотя не было никаких оснований опасаться появления врага. Король велел сообщить эту весть войску и взволновать его этим ложным слухом, дабы сила польского и литовского войска не ослабела от сознания безопасности, от сна и бездействия, но чтобы, всякий час ожидая появления врагов, оно стояло, всегда готовое к отпору и сражению.
ВЕЛЬМОЖИ КОРОЛЕВСТВА ПОЛЬСКОГО, И В ОСОБЕННОСТИ АЛЬБЕРТ ЯСТШЕМБЕЦ, ЕПИСКОП ПОЗНАНСКИЙ, НЕ ОДОБРЯЮТ СВИРЕПОСТИ ТАТАР И ЛИТОВЦЕВ.
В понедельник, седьмого июля, снявшись лагерем, Владислав, король Польши, прибыл в селение Бендзино, расположенное над рекой Вкрой, и там стоял станом два дня. Хотя эта область, которую обходит и обтекает упомянутая река Вкра, принадлежит и принадлежала ранее княжеству Мазовии, однако ею владел магистр Пруссии и крестоносцы; она была заложена за пять тысяч марок широких грошей князем Мазовии Земовитом. Поэтому литовцы и татары опустошали эту область, как вражескую, с варварской жестокостью убивая не только взрослых, но и отроков и даже младенцев, плачущих в колыбелях. Других же с их матерями они насильно уводили в плен, в свои палатки, как врагов и чужеземцев, хотя все жители этой области были людьми польского племени и языка. Матери же только что убитых младенцев приходили к королевскому шатру с распущенными волосами и с громкими воплями оплакивали умерщвление своих детей. Взволнованные этим, епископы и вельможи польские все приходят к королю с просьбами и мольбами, выступая с жалобой в отношении как убитых, так и взятых в плен, с которыми обошлись суровее, чем допустимо по обычаям войны. Прося прекратить варварскую жестокость и вернуть пленных их родным, они заявляют, что в противном случае они все покинут военную службу и столь нечестивый лагерь, который, в конце концов, поразит божье возмездие. Послушавшись их, Владислав, король Польши, с Александром, великим князем Литвы, приказали (и это было правильно) освободить пленных и затем, собрав их всех точным числом к шатру епископа познанского Альберта Ястшембца, возвратить родным и освободить; кроме того, они назначили смертную казнь за повторение таких жестокостей. Достопочтенный же отец Альберт Ястшембец, познанский епископ, вышел из своего шатра и милостиво разрешил собрать в нем женщин и малых детей и содержать в течение следующей ночи. Отсюда епископ перестал сопровождать короля; он сопутствовал королю из Польского королевства вплоть до этого лагеря и с его позволения возвратился в королевство Польское.