КОРОЛЬ ВЛАДИСЛАВ ТАЙНО ОБЪЯСНЯЕТСЯ С ГОНЦОМ ВЕНГЕРСКИХ ПОСЛОВ ФРЫЧЕМ, ОБВИНЯЕТ КОРОЛЯ СИГИЗМУНДА В ЗАБВЕНИИ ЕГО БЛАГОДЕЯНИЙ И ЗАТЕМ ОСВЯЩАЕТ СВОЕ ВОЙСКО ПРИЧАЩЕНИЕМ ТЕЛА ГОСПОДНЯ.
В воскресенье, в день святой Маргариты, тринадцатого июля, Владислав, король польский, по окончании служения обедни, на месте своей стоянки близ Дзялдова, в селении Высоком, вызвав гонца венгерских баронов Фрыча на тайное совещание, дал ему следующий ответ: «Никогда мы не подумали бы, что у брата нашего Сигизмунда, короля Венгрии, могла бы вспыхнуть такая вражда против нас, чтобы он должен был ради крестоносцев разорвать с нами, которые связаны с ним не только кровью и родством,[218] но и договором, и предпочесть даже кровным связям проклятую жажду золота, забыв о боге, забыв о справедливости! Ведь он обещал нам иное через послов и в письмах, уверяя, что со всяческим старанием и усердием как лично, так и через послов будет вести переговоры о мире между нами и крестоносцами. Ведь мы, положившись на его королевское слово, милостиво приняли его послов, Николая и Сцибория, прибывших в наше королевство и приезжавших в Пруссию в качестве ходатаев для переговоров о мире; мы снабдили их всем необходимым; однако мы не замечаем, чтобы на все это он ответил нам также искренне и любезно. Мы видим на опыте, что брат наш, король Венгрии, подыскивает время и удобный случай напасть на нас и наше королевство и захватить наши владения; с совсем иными чувствами — приязнью и любовью — относились мы к нему в его двукратной беде: в первый раз, когда он был разбит турками и было даже неизвестно, в плену ли он, убит или жив.[219] В другой раз, когда его же венгерские бароны, захватив его в плен, обрекли на смерть, а нас избрали, как полагалось, править Венгерским королевством и частыми посланиями и посольствами настаивали, чтобы я соблаговолил прибыть и принять как можно скорее правление Венгерским королевством; мы же, двинув тотчас наше войско, выступили в Венгрию, чтобы освободить его всеми нашими силами.[220] Итак, отвечает ли он на наши благодеяния по-рыцарски, в этом да рассудит нас бог и каждому из нас да воздаст по заслугам. Мы же не боимся его угроз и поднимемся на свершение нашего правого дела, поскольку мы поняли, что не осталось больше надежды на заключение мира, хотя мы даже и сегодня всеми силами и стремлением нашего сердца готовы были бы согласиться на мир, если бы кто-либо пожелал выступить посредником. Но, может быть, только милосерднейший бог, свидетель нашего смирения и миролюбивого сердца и гордыни врагов, сам примет на себя ведение этого дела и решит его исход по своему тайному помыслу». В этот же день польский король Владислав и почти все польское войско приняли святое напутствие, то есть причастие тела и крови Христовой, имея в виду, что вскоре они сойдутся с врагом лицом к лицу в общем сражении, как это и случилось. Понимая, что мира, к которому он много раз всячески стремился, он не может добиться, король обратил все помыслы на войну, хотя в силу кротости своей души предпочитал бы мир на справедливых условиях войне; после того, как не оставалось уже никакой надежды на мир, богобоязненный, благочестивый и набожный король стал молиться о ниспослании ему небом успеха в битве и скорой победы над врагами.
ПОЛЯКИ БЕРУТ ПРИСТУПОМ ГОРОД ДОМБРОВНО, УКРЕПЛЕННЫЙ ПРИРОДОЙ, УСЛОВИЯМИ МЕСТНОСТИ И ВОЕННЫМ ИСКУССТВОМ.
Отпустив Фрыча, гонца венгерских баронов, король Польши Владислав в день святой Маргариты (13/VII), справив обедню, снялся лагерем из Дзялдова, приказав выступить двумя часами раньше телегам и обозам, и повернул путь на город Домбровно. Этот город (который по-немецки назывался Гильгенбург) был окружен стеной и башнями и омывался озером и рекой с их изгибами; король расположил лагерь на равнине почти в полумиле от Домбровно, над озером, называемым Домбровское озеро,[221] так как в тот день жар солнца был сильнее обычного. К вечеру, когда жара спала, много рыцарей выходят из королевского лагеря к городу Домбровно посмотреть на город и его расположение. А так как войска, пришедшие для защиты города, опасаясь нападения на них и на город, выступают навстречу, то тотчас возникает тяжелая схватка; эта схватка разгорелась до того, что польские рыцари, одержав верх над врагами и принудив их бежать в город, затем, скопившись в большом числе, бросаются, без приказания короля, на приступ города. Город был защищен не только высокими и крепкими стенами с башнями и выступами вокруг, но и своим местоположением: большую часть его окружало озеро, так что город был огражден его водами, а проход в город по суше был мал и тесен и пересечен глубоким рвом. В королевском лагере поднимается сильный крик; услышав его, король Владислав велит через глашатая прекратить приступ города из опасения, что его рыцари пострадают и не смогут принести пользу в предстоящем сражении. Однако воины не обращают внимания на королевское запрещение, и все спешат массой на приступ, ибо сама судьба этого желала. Со своей стороны горожане стойко сопротивляются, отгоняя подступающих к стенам выстрелами из бомбард и камнями. Но польские рыцари в большом числе бросаются в озеро и стараются разбить и подкопать стены города; другие, приставив лестницы, взбираются по ним и в самое короткое время завладевают большим населенным городом, полным всякого достатка и богатств, добытых за годы долгого мира, городом, куда стеклись из нескольких ближайших областей знать и простой люд со своим имуществом и добром; и всеми этими благами овладевают победители. Добычей из упомянутого города обогатилось почти все королевское войско, наполнив еще и свои телеги продовольствием в необыкновенном изобилии, ибо трудно даже поверить, каким количеством имущества и продовольствия был полон этот город. Еще не вся добыча была вывезена, как город был подожжен и многие люди, которые искали убежища в церкви, погибли во вспыхнувшем пламени. Много тысяч пленных обоего пола было там взято, приведено в королевский лагерь и передано рыцарями королю польскому Владиславу. Многие, сверх того, подверглись резне, и никто не избежал гибели или плена, кроме тех, которые в челнах и лодках бежали по озеру. Тут не оказывали никакого уважения к возрасту, никакой жалости к нему, ибо поляки здесь не столько следовали праву войны, сколько, горюя о Добжинской земле, выжженной врагами, изливали свою ненависть к крестоносцам.
218
Сигизмунд первым браком был женат на Марии, сестре первой жены Владислава-Ягайлы, Ядвиги, вторым — на Барбаре, сестре Анны, второй его жены. Вспоминая о договоре, Владислав имеет в виду договор, заключенный в 1397 г. на 16 лет.
219
Владислав-Ягайло вспоминает крестовый поход европейского рыцарства с Сигизмундом во главе против турок в 1396 г. Поход был вызван успехами турецкого завоевания и завершился жестоким поражением под Никополем.
220
Неудачный поход против турок и другие военные предприятия Сигизмунда, поглотившие громадные средства и нанесшие сильный ущерб стране, вызвали в 1401 г. возмущение Сигизмундом в Венгрии. Создалась оппозиция, Сигизмунд был арестован, были выдвинуты новые кандидатуры на престол. Среди кандидатов фигурировал и Владислав-Ягайло. Воспользовавшись возникшей вокруг престола борьбой, сторонники Сигизмунда, в том числе Николай де Гара и Сциборий из Сцибожиц, при поддержке Владислава-Ягайлы добились освобождения и восстановления его на престоле.