ОСАДА МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА СНИМАЕТСЯ.
Владислав, король польский, неохотно, после многократных и весьма враждебных напоминаний наемных рыцарей, а также сдавшись на настоятельные убеждения и некоторых своих вельмож, решает, не овладев Мариенбургским замком, снять осаду. И хотя король велел хранить это решение в тайне, строго о нем умалчивая, однако молва об этом тут же распространилась в войске, а осажденных ободрила, доставив великую радость. Итак, в ближайшую пятницу, перед праздником святого Матфея, девятнадцатого сентября, напрасно не послушавшись полезного и здравого совета прусских рыцарей и горожан, король предал свой стан огню. Уже на полпути к славе, он отступает, сняв осаду и возвращается на родину скорее в обличии побежденного, чем победителя. Это было явлено и ему самому в час его отступления зловещим знамением: когда королю подвели cziszawy, его коня,[335] на котором он восседал в день великой битвы, конь громко заржал и начал рыть копытами землю; когда же король уже вкладывал ногу в стремя, конь внезапно упал, испустив дух, роковой смертью своей знаменуя, что с отказом короля от осады Мариенбургского замка радостям и удачам, до сих пор сопровождавшим короля, придет конец. Ведь было несомненно и даже совершенно несомненно, что Мариенбургский замок по прошествии одного лишь месяца перейдет под власть короля, так как осажденные из-за недостатка продовольствия (хотя оно готовилось на этот случай много лет) были вынуждены есть поджаренную пшеницу. От этой нездоровой пищи люди заболевали поносной болезнью, страшной заразой, от чего ежедневно многие погибали. Будучи не в силах сносить столь пагубный недуг, все защитники приходят к командору Генриху фон Плауэну и рассказывают о своем бедственном положении; они объявляют, что не будут терпеть тягот дальнейшей осады; ввиду неминуемой смерти, от которой они постепенно все погибнут, они покинут замок. Устрашенный этим заявлением, командор Генрих раздает осажденным несколько тысяч золотых [флоринов]; при этом он настоятельно упрашивает их продержаться только пятнадцать дней, уверяя, что по достоверным сведениям польский король вскоре снимет осаду. Просьбы и раздача денег смягчают осажденных, и они договариваются выдерживать осаду еще пятнадцать дней под тем, однако, условием, что по истечении этого срока они получат полную возможность сдать замок польскому королю. И вот, не прошло еще этих пятнадцати дней, как Владислав, король польский, отступил, хотя его отговаривали и порицали за это вернейшие советники, сопровождая уговоры стенаниями и слезами; столь легкомысленное и достойное сожаления отступление омрачило вечную славу королевских побед. Тогда впервые стало ясно, что король, разбив врагов, не сумел использовать победу и благоприятное время, и это отступление повлекло за собой много ужасных и пагубных войн. Енджея из Тенчина, каштеляна войницкого, считали главным виновником этого отступления. Пользуясь немалым влиянием среди рыцарей и простых воинов, он легко внушил стремление уйти многим из круга рыцарей, жаждавших снова увидеть своих жен, дома и детей, выставляя предлогом, будто венгерское войско выжигает и опустошает краковские и сандомежские земли.
Также и прочие польские советники (преимущественно те, которых князь Александр-Витовт, как уверяли, подкупом или обещаниями склонил к этому) приложили немало стараний убедить короля как можно скорее снять осаду Мариенбургского замка. Таким образом, польза государственная, как весьма часто бывает, была принесена в жертву личной выгоде; король же польский Владислав решал все военные и гражданские дела, по недостатку энергии и вялости ума, не своей, а чужой волей.