Когда Эмма вышла из картинной галереи, шел дождь. Она накинула на голову капюшон, сунула руки в карманы и без всякой определенной цели побрела вдоль канала. Приходилось признать свое поражение. Сопротивляться дальше не имело смысла: свадьбе не бывать. Последнее время она и правда вела себя нелепо; нелепо и рискованно. Ею двигало желание не выйти замуж, а навязать свою волю упрямо сопротивляющейся реальности. Какой же надо было быть дурой, чтобы вообразить, будто она сумеет всего за несколько недель найти замену Невиллу, который так ее подвел! Она остановилась и устремила взгляд вниз на черные воды канала.
— Простите, с вами все в порядке?
Она повернулась и увидела стоявшего в нескольких ярдах молодого человека в джинсах и куртке на молнии. Он тоже натянул на голову капюшон, но, словно сообразив, что вид у него в капюшоне агрессивный, откинул его, и Эмма увидела круглое лицо в веснушках и гриву светлых вьющихся волос — внешность не только не грозная, но к себе располагающая.
— Простите, что вмешиваюсь, — сказал он, — но…
— Вы что, испугались, как бы я не бросилась в канал?
— Да, мне пришло это в голову. У вас был такой вид…
— Бросаться в воду не имело никакого смысла, ведь я умею плавать, и даже очень неплохо.
— Да, понимаю. У вас, значит, все в порядке?
— Да, спасибо.
— О’кей. — Он отошел на несколько шагов, но потом вернулся.
— Вы случайно выпить не хотите? Тут неподалеку есть очень симпатичный маленький паб.
— Почему бы и нет? — сказала Эмма.
— Превосходно. — И он протянул ей руку: — Оскар.
— Эмма, — сказала Эмма, пожимая протянутую руку.
— Чем занимаетесь, Эмма? — спросил он, вернувшись из бара с рюмкой водки с тоником для Эммы и пивом для себя и садясь за низкий столик напротив нее.
— Работаю в банке, — сказала она. Обычно в ответ на такой вопрос она говорила: «Я — банкир», поскольку эти слова звучали более весомо, но в этот раз сообразила, что у Оскара слово «банкир» может вызвать ассоциации с беспринципными негодяями, которые получают гигантские премии за то, что безрассудно просаживают чужие деньги и вызывают финансовые кризисы.
— А что делаете вы? — поинтересовалась она.
— Я — поэт-концептуалист.
— Что такое концептуальная поэзия?
— Концептуальная поэзия может быть какой угодно. Сочинять ее не нужно. Ее не сочиняют — ее находят.
— Находят? Где?
— Где придется. В прогнозах погоды, в рекламных объявлениях, в результатах футбольных матчей. Чем такая поэзия заурядней, тем она лучше. В данный момент я работаю над длинной эпической поэмой, которая представляет собой инструкцию к путешествию от Лендс-Энд до Джон О’Гроатс[2]. Называется поэма «Развернись, когда будет возможно».
Эмма засмеялась. И поймала себя на том, что не смеялась очень давно.
— Вы хотите сказать, что попросту переписываете примечания к туристическим маршрутам? По-моему, это не очень-то оригинально.
— Оригинальность — это эго-путешествие. Концептуальная поэзия меркнет перед чудесами самого языка. Вы не навязываете ему свою волю.
— Любопытно, — сказала Эмма.
— Разумеется, работая над «Развернись, когда будет возможно», мне приходилось выбирать маршрут и следовать по нему на машине — в этом смысле поэма оригинальна.
— Можете что-нибудь из нее процитировать?
— Конечно. — Он устремил взгляд своих голубых глаз в одну точку; взгляд, который показался ей ангельским, и хорошо поставленным, мелодичным голосом нараспев произнес:
«Пересеки дорогу с круговым односторонним движением, второй съезд, потом опять движение одностороннее, третий съезд… держись правее, теперь — левее… держись левее. Через двести ярдов съезд на скоростную магистраль… съезд впереди!.. через восемьсот ярдов съезд… съезжай, потом поверни направо… поверни направо, развернись, когда будет возможно».
2
Лендс-Энд — скалистый мыс на западе Корнуолла. Самая западная точка английской части острова. Джон О’Гроатс — маленький городок с населением около трехсот человек, расположенный в самой северной точке Великобритании.