— Как ты мне надоела, — ответила ее мать, — с твоей чертовой манерой все понимать буквально.
— Не понимаю, мама, — сказала Катерина.
— Не всем нам отпущен дар понимания, — сказала Эльза и устремила взгляд на окна.
— Раньше ты относилась к нам по-другому, — сказал Пьер. — Раньше ты была ласковой и терпеливой. Впрочем, не так уж это и важно.
— Всему свое время, — сказала Эльза. — Теперь ваша очередь быть ласковыми и терпеливыми.
— Они проявляют много ласки и много терпения, Эльза, — сказал Поль. — Да и я, — сказал Поль, — тоже стараюсь, как умею.
— Где ты прочитала такое про Цезаря, мама? — спросила Катерина.
— Я не читала.
— Тогда откуда ты знаешь, что он это сказал?
Эльза прижалась лбом к стеклу и начала смеяться. Отец вышел из комнаты, дочь следом, а за ней и сын.
Тогда это было три года назад. А теперь этому уже много лет, идет Вторая мировая война, они недавно помолвлены и вместе служат в так называемом Комплексе. Комплекс — маленький аванпост британской разведки в самом сердце сельской Англии.
— Ты слышала, что случилось с Килем? — спрашивает Поль Эльзу.
— Нет. А что?
— Его вернули в лагерь для военнопленных.
— Какого Киля? Клауса Киля? — спрашивает она.
— Этого-то? Нет, с какой стати, он безвреден. Я говорю о Гельмуте.
— Но я видела Гельмута вчера вечером. Он был здесь.
— Был, но утром его вернули обратно.
— За что? — спрашивает она.
— Видимо, он устроил драку в свой комнате. Разбил окно.
— Гельмут разбил окно? Вчера вечером? Что-то на него не похоже, Поль. Он человек серьезный. Должно быть, его спровоцировали.
— Нет, — возразил Поль, — никто его не провоцировал.
— Почему тогда он затеял драку? — спрашивает она.
— Должно быть, хотел, чтоб его вернули. Здешние кретины этого не способны понять. Для них существуют только правила внутреннего распорядка. О психологии понятия не имеют. Немецкие сотрудники обязаны соблюдать правила, вот его и вернули в лагерь за их нарушение, а он, ясное дело, только этого и добивался.
— Зачем он хотел вернуться? — спрашивает она.
— Не знаю. Думал, может ты знаешь.
Она направляется к их рабочей времянке, он идет рядом. На небе весеннее солнце. Она затягивает потуже широкий белый пояс на талии и перекидывает через плечо короткий ремешок сумочки.
— Тут может быть масса причин, — говорит она. — Нас это не касается, пусть выясняет служба безопасности.
Он говорит: — Похоже, там не думают, что у него были хоть какие-то основания перестать работать на нас. Они, похоже, считают, он просто потерял над собой контроль и полез драться.
Она останавливается в дверях времянки и говорит, не поворачивая головы:
— Что ж, может, он и вправду потерял над собой контроль. С пленными это нередко бывает, — говорит она, — потому что порой забывается, что наши немцы хоть и сотрудничают, но остаются военнопленными.
— Но я бы никогда не подумал, что Киль так легко потеряет контроль над собой. А ты?
— Я бы тоже не подумала, честное слово. Для меня это стало шоком.
— Когда ты вчера его видела? — спрашивает Поль.
— Он был здесь, работал… Где, по-твоему, я могла его видеть? В каком еще месте?
— Я сказал «когда», а не «где», я вовсе не намекаю, Эльза, что ты нарушила правила. Я тебе не сотрудник безопасности.
Она говорит: — Он пробыл тут до полуночи и поехал домой вместе с другими. Тогда с ним все было в полном порядке. Он был в бодром настроении. Абсолютно… Конечно, им всем должно давить на нервы сознание, что они изо дня в день предают родину. Нет, я и вправду не знаю, что думать. А ты как считаешь?
Поль смотрит на часы над дверью и говорит, что должен идти. Он вопросительно глядит на нее — не скажет ли она еще чего-нибудь.
Она говорит: — Дай мне знать, если будет что-нибудь новое, Поль, договорились?
— Ты ужинаешь в столовке?
— Да, но освобожусь не раньше девяти вечера.
— Вот в девять там и встретимся, — говорит он.
Комплекс. Твердый асфальт в бледно-желтом свете, ранняя весна 1944 года, Англия.
— Я как вулкан после извержения. Гора застывшей лавы с дырой посредине и тоненькой струйкой дыма, вьющейся над волосами.
Так она цедит слова в эти дни своей томной живости, пока Поль снимает солнечные очки, дышит на стекла, протирает носовым платком — сперва одно, затем другое, — потом опять надевает очки, и все равно не понимает ее слов.
Вскоре Поля вызывают на беседу к офицеру службы безопасности.