— Гарвен действует мне на нервы. Психоаналитик, работающий у меня простым слугой! Он намерен задокументировать историю ее болезни. Выставить наши жизни на всеобщее обозрение.
— Ну так уйди из дома.
— Я не могу бросить твою мать. Ты о чем? Ты что говоришь?
— Уйди. Оставь ее одну с Гарвеном.
— Ей этого хочется?
— Я бы не удивился.
— Не могу я так поступить, — говорит Поль. — Не могу уйти и бросить твою мать в затруднительном положении. Она была в таком положении из-за Киля, а теперь, если попадет в него из-за Гарвена…
— Это что-то новенькое, — говорит Пьер.
— Что именно?
— Ее трудности из-за Киля, — отвечает Пьер. — Ты мне ни разу не говорил, что у нее были из-за него какие-то трудности.
— Да были, были. Она женщина трудная, а он был шпионом. Знаешь, что он вытворил? Сперва сдался нам в плен, затем устроился в наше секретное подразделение под предлогом, что он враг наци. Полгода вещал по нашему передатчику, затем устроил драку и добился, чтоб его вернули в лагерь для военнопленных. А еще через три дня выступил по радио в программе «Военнопленные шлют привет». Послал привет матери и сестре. Но его голос было легко узнать, представляешь? Он же вещал от нас, а мы выдавали себя за настоящую подпольную немецкую радиостанцию. Его можно было узнать по голосу. Твердой уверенности у нас не было, но вполне возможно, что Киль сделал это сознательно, чтобы нас выдать.
— Как ему позволили? У вас что, не было службы безопасности?
— Уместный вопрос, — сказал Поль. — Наша безопасность его прозевала.
— Впрочем, все это было очень давно, — произносит Пьер, листая переплетенные страницы сценария, лежащего у него на колене.
— У твоей матери были трудности из-за Киля. Подозревали, что она состояла с ним в связи. Мне пришлось прийти ей на помощь. И я ее вытащил.
— Это ты упек Киля в тюрьму после войны?
— Я этому посодействовал. Все остальные считали его просто бешеным. Но он, конечно, был агентом. Я выяснил, что он был эсэсовец. С самого начала состоял в СС. После войны он начал действовать на Востоке, я его оттуда достал. Кое-какой ущерб он успел причинить, но мы его в конце концов изловили.
— Ну, теперь-то он мертв, — говорит Пьер. — Бедный старина Киль.
— Он здесь, в Нью-Йорке, — говорит Поль.
— Нет его здесь, — возражает Пьер.
— Княгиня Ксаверина считает, что он здесь.
— Вот как? Мне казалось, она так не считает.
— Иногда считает, — говорит отец Пьера, — а иногда нет. Женщинам нельзя верить.
— Мать не думает, что это Киль. Она считает, что он слишком молод для Киля.
— Когда как, — говорит Поль, — все зависит от ее самочувствия. Одну неделю она говорит «да», а на следующей скажет «нет». Я говорю «да».
— А я «нет», — говорит Пьер. — Я туда летал и удостоверился. Он умер в тюрьме.
— Документы неверные. Должно быть, на его место положили другое тело.
— Почему бы тебе не забыть про него? — говорит Пьер.
— Моя жизнь в опасности, — говорит Поль. — Надписи на подошвах туфель.
— Катерина говорит, что он всего лишь продавец обувного магазина.
— Твоя сестра Катерина — лгунья. Она к нему и близко не подходила.
— Она говорит, что подходила.
— Вот именно, что говорит. От нее никакого толка. Она что угодно скажет.
— Какое это имеет значение? — говорит Пьер. — Шпионы теперь ничего не значат. Теперь нет ни войны, ни мира, ни добра, ни зла, ни коммунизма, ни капитализма, ни фашизма. Осталась всего одна область конфликта — между разумом и абсурдом.
— Господи, ради всего святого, — говорит отец. — Что вы на пару с Катериной пытаетесь со мной сделать? Моя жизнь в опасности. Посмотри на свою мать — у нее сплошные затруднения.
— Ее тень падает, куда захочет, — говорит Пьер.
— Стоп! — говорит Поль. — Не хочу даже слушать.
— Думаешь, я этого не заметил?
— Должно быть, ты спятил, — говорит Поль. В горле у него возникает биение, чей ритм достигает слуха. Помогите, помогите, взывает пульс.
— «Питер Пэн», — говорит Пьер, — обещает стать грандиозным успехом. Мы в пьесе и словечка не поменяли. У нас есть и разрешение на постановку, и контракт. Мы не стали сообщать в фонд Дж. М. Барри, что всем занятым в спектакле актерам за шестьдесят. Контракт не ставит ограничений по возрасту. Закрыть нас не могут. Будет столпотворение.
— Если б мы избавились от Гарвена, — говорит Поль, — я бы полностью или хотя бы частично оплатил вам расходы на постановку. Хотя, судя по твоим словам, она выглядит непристойной.