Выбрать главу
VII. Человек в ночи
Последнее, что ночью видим мы, — На улице один прохожий. Но вот и он как будто канул тоже В небытие — там, где стоял, Там, где кончался фонаря овал. Так долго, тихо мысль свою жевал, Что лишь на длинных улицах поймут, Зачем он задержался тут.

Водопад Виктория

Тиха и горяча, Замбези спит Над водопадом. Островков гряды Полны мартышек, туча мух висит, Бдит крокодил вальяжно у воды.
Но ниже по теченью эта тишь Перерастет в шипение и вздох, В журчанье, что легко перекричишь, И в крик, который застает врасплох.
Из крика выйдет рев, из рева — гром, Пока сама река и брызг копна Не рухнут вниз бурлящим полотном, Чтоб достучаться до земного дна.
И не поймешь в текучей суете, Где эха мощь, где просто брызги те.

Могила, которую вырыло время

Вот могила, которую вырыло время.     Вот ящик, ушедший под дерн,           в могилу, которую вырыло время. А это рука,     постучавшая в ящик, ушедший под дерн,           в могилу, которую вырыло время. Вот печь,     у которой согрелась рука,           постучавшая в ящик, ушедший под дерн,                 в могилу, которую вырыло время.
А это младенец, что присно рожден,     он печь растопил,           где согрелась рука,                 постучавшая в ящик, ушедший под дерн,                          в могилу, которую вырыло время. А это обманчивый розовый терн,     им ранен младенец, что присно рожден           что печь растопил,                 где согрелась рука,                          постучавшая в ящик, ушедший под дерн,                                  в могилу, которую вырыло время.
А это наместник, на пост возведен,     растил он обманчивый розовый терн,           что ранил младенца, что присно рожден,                 что печь растопил,                          где согрелась рука,                                  постучавшая в ящик, ушедший под дерн,                                           в могилу, которую вырыло время.

Эдинбургская вилланель[28]

Глаза, где отразилась, тьму тая, Тень взгляда в спину мне, тебя презрели, Душа Мидлотиана, не моя.
Хай-стрит недобро подмигнула. Я Прошла, но взглядом Холлируд сверлили Глаза, где отразилась, тьму тая,
Дозорная бригада Лита, чья Бесплодна прыть: пуста, чего б ни лили, Душа Мидлотиана, не моя.
Из Северного моря рать сия, В трущобы просочась, не пустит пыли В глаза, где отразилась, тьму тая,
Не ставшая вином воды струя. И вновь смолчит не знающая боли Душа Мидлотиана, не моя.
А призраки всё не дают житья И кажут то, что памятники скрыли, Глазам, где отразилась, тьму тая, Душа Мидлотиана, не моя.

На обочине жизни

Тебе, сварливому типу, который якобы поместил Любовь превыше успеха, а доброту ценил испокон Превыше карьеры, я бы сказала, да, дорогой, все это                                              прекрасно без меры, Но только если бы у тебя выбор и правда был: Будь ты в любви поистине одарён И необычайно успешен по жизни. Но так ли уж ты умен и так ли уж мил?

А принца-то сегодня мы не ждали

Как выше сказано, мы даже и не ждали… И все же пусть поднимется наверх,
вернуться

28

Стихотворение, возможно, отсылает читателя к роману Вальтера Скотта «The Heart of Midlothian» (в русском переводе — «Эдинбургская темница») из серии «Рассказы трактирщика»