Как раз в это время к нему вдруг начала проявлять интерес миссис Глэдис Пэкс. Глэдис Ньютон Пэкс была богатой и хорошенькой американкой, которая, как почти все богатые и хорошенькие американки, проводила (да и сейчас проводит) большую часть года во Франции. У нее прекрасная квартира на улице Франциска I и дом на юге Франции. Ее муж, Уильям Ньютон Пэкс, был председателем правления «Юниверсл раббер компани» и нескольких железнодорожных акционерных обществ. Сам он жил в Европе только во время отпуска.
Все мы были давно знакомы с Глэдис Пэкс, которая страстно увлекалась современной литературой, живописью и музыкой. В пору дебюта Бельтара она уделила ему много внимания. Она покупала его картины, заказала ему свой портрет и помогла получить заказ на тот самый портрет миссис Джэрвис, который положил начало его славе художника. Два года подряд она говорила со своими друзьями лишь об одном Бельтара, давала обеды в честь Бельтара, устраивала выставки Бельтара и, наконец, пригласила его провести зиму в ее доме в Напуле, чтобы он мог там спокойно поработать.
Вскоре к Бельтара пришел успех, а успех начисто убивал интерес миссис Пэкс к своему протеже. Глэдис отличалась замечательным умом, но в своей любви к искусству напоминала некоторых биржевых спекулянтов — тех самых, что пренебрегают ценными бумагами и упорно интересуются лишь акциями, еще не известными широкой публике, но перспективными, как показывают добытые ими секретные и точные сведения. Ей нравились писатели, которых никто не издает, безвестные драматурги, чьи пьесы в лучшем случае раза три показал какой-нибудь авангардистский театр, музыканты типа Эрика Сати (до того, как у него появились последователи) или же эрудиты, посвятившие себя какой-нибудь редкой области знания вроде индийских религиозных книг или китайской живописи.
Впрочем, среди людей, которым она покровительствовала, не было еще ни единой бездарности, не было даже посредственности. Глэдис предприимчива и наделена вкусом. Но страх впасть в банальность, вульгарность способен отвратить ее от самого лучшего, что есть на свете. Я не могу представить себе Глэдис Пэкс зачитывающейся Толстым или Бальзаком. Она одевается отлично, у лучшей портнихи, но тотчас бросает платье, даже самое изящное и любимое, как только узнает, что у него появился двойник. Точно так же она обращается со своими писателями и художниками: как только ее подруги начинают их признавать, она «уступает» их прислуге.
Кажется, я сам виноват в том, что она взяла на прицел Шалона. Однажды на обеде у Элен де Тианж меня посадили рядом с Глэдис. Случилось так, сам не знаю почему, что мы заговорили о Шалоне, и, помнится, я сказал:
— Нет, он никогда ничего не издавал, но у него большие замыслы и некоторые работы уже начаты…
— Вы видели их?
— Да, но я ничего не могу о них рассказать. Это чрезвычайно беглые наброски.
Я говорил без всякого умысла, но этого было достаточно, чтобы возбудить любопытство женщины типа Глэдис Пэкс. Сразу же после обеда она захватила Шалона в плен и, к великой досаде Элен, любившей, чтобы на ее приемах гости свободно переходили от одной группы беседующих к другой, весь вечер не отпускала его от себя. Я наблюдал за ними издали. «Мне следовало бы предвидеть это… — говорил я себе. — Ну конечно же, Шалон для Глэдис Пэкс — прямо находка. Она ищет что-то свежее, никому не известное. Но никто не может похвастаться более узким читательским кругом, чем Шалон, у которого вообще нет читателей. И где найти что-либо более недоступное публике, чем его произведения, которые даже не написаны? Физик, добивающийся все большего разрежения воздуха в баллоне, стремится к абсолютному вакууму. Так и Глэдис Пэкс — в поисках таланта, почти ни в чем себя не проявившего, неизбежно должна была столкнуться с пустотой. В лице Шалона она обрела ее. Это подлинный венец карьеры для обоих. Видно, я одним махом осчастливил двоих».
В самом деле, следующий день ознаменовал начало эры Шалона в жизни Глэдис Пэкс. Было условлено, что он обедает у нее три раза в неделю, что она придет к нему взглянуть на рукописи, а зимой увезет его в Напуль, «чтобы он мог спокойно поработать». Несколько дней меня мучил страх при мысли о первом знакомстве Глэдис Пэкс с рукописями Шалона. Я опасался, что даже она сочтет его заметки слишком незначительными. Но, как оказалось, я проявил излишнюю трусость и ошибся в своих предположениях. Я встретил Глэдис на другой день после ее визита к Шалону — она была в восторге.