— Я с ней знаком, — заметил я. — Незадолго до войны мне пришлось как-то остановиться в их доме, когда Буссар был губернатором в Черной Африке… Я бы очень хотел повидать их.
Я не был уверен, что Буссаров обрадует встреча со мной. Ведь я был единственным свидетелем того, что, безусловно, составляло трагедию их жизни. Однако любопытство пересилило, и я принял приглашение. Неужели я так сильно изменился за время войны и всех ее невзгод? Буссары сначала меня не узнали. Я направился прямо к ним, но так как они глядели на хозяйку дома с вежливым недоумением, как бы прося объяснений, она назвала мою фамилию. Замкнутое лицо губернатора просияло, жена его улыбнулась.
— Как же, — сказала она. — Вы ведь приезжали к нам в Африку?
За столом она оказалась моей соседкой. Точно ступая по льду, я осторожно прокладывал себе дорогу среди ее воспоминаний. Видя, что она охотно и безмятежно поддерживает разговор, я отважился напомнить ей наш полет во время урагана.
— Ах, правда, — сказала она. — Вы ведь тоже участвовали в этой безумной экспедиции… Ну и приключение! Чудо, что мы уцелели.
Она на мгновение умолкла, потому что ей подали очередное блюдо, а потом продолжала самым естественным тоном:
— Стало быть, вы должны помнить Анжелини… Вы знаете, что он, бедняжка, убит?
— Нет, я не знал… В эту войну?
— Да, в Италии… Он командовал дивизией под Монте-Кассино и не вернулся с поля боя… Очень жаль, ему пророчили блестящее будущее. Мой муж его очень ценил…
Я озадаченно глядел на нее, гадая, понимает ли она, в какое изумление повергли меня ее последние слова. Но вид у нее был самый невинный, держалась она непринужденно и казалась опечаленной ровно настолько, насколько это принято, когда говоришь о смерти постороннего человека. И тогда я понял, что маска была водворена на место и так прочно приросла к лицу, что стала второй кожей. Жизель забыла, что я все знал.
Преображение
© Перевод. Елена Мурашкинцева, 2011
«Нет, нет! — думала Ирен. — Так больше не может продолжаться. Раймон должен измениться, или я возненавижу его. А это было бы несправедливо. Он так мил. Я уверена, что он меня любит… Увы! Возможно, именно поэтому его не люблю я. Раймон подчиняется всем моим капризам, он слишком слаб… Да, слаб, а этого я никогда не прощу ни одному мужчине. Вчера вечером, к примеру, ему очень хотелось поужинать в Булонском лесу. Но я предложила Монпарнас, и он тут же капитулировал. Мы поужинали на Монпарнасе. После этого он хотел (и я об этом прекрасно знала) вернуться сюда, в мою квартиру, но стоило мне намекнуть, что я хочу посмотреть этот фильм с Гретой Гарбо, как он уступил, и мы пошли в кино!»
Растянувшись на кровати, закрыв глаза, прислушиваясь к нарастающему гулу Парижа, она вспоминала мужчин, которых действительно любила. Сальвиати, профессионального донжуана, который сорвал ее, словно цветок, и почти сразу же бросил. Фабера, драматурга, забавного, грубого, циничного. И первого из всех — Бернара Кесне, друга Раймона, молодого, твердого и сурового промышленника, который обращался с ней, демонстрируя бессознательную жестокость.
«Но в эгоизме Бернара была своя прелесть, — думала она, — а вот покорность Раймона…»
Раймон Ламбер-Леклерк владел, вместе с отцом и братьями, очень большими заводами в Камбре. Он был богат и в своем кругу весьма влиятелен. Но Ирен презирала богатство и влияние. Она жаждала восхищения. Детство ее прошло в России во время революции, затем она пережила вместе со своей семьей бегство и изгнание, навсегда запомнив все эти ужасные треволнения. Долгое время она считала, что уже неспособна на какие-либо другие чувства. И грустно говорила самой себе: «Я организм безнадежно испорченный». Но однажды она встретила доктора Мароля.
Мароль был одним из первых французов, которые учились в Вене у Зигмунда Фрейда. Тридцати пяти лет от роду, с чисто выбритым лицом, с проницательными глазами за стеклами очков в черепаховой оправе, он оказывал необыкновенное влияние на своих больных — в частности, на женщин.
Всего за три сеанса, очень терпеливо, он буквально по кусочкам восстановил личность Ирен. Научил ее без боязни смотреть на свое прошлое и не испытывать страха перед другими женщинами; вернул ей вкус к работе и доверие к самой себе. Даровал ей такую уверенность, что в доме моделей, где она работала, ей удалось быстро стать любимой помощницей хозяйки. Однако, утверждал Мароль, необходимо еще научиться не привязываться слишком сильно к тем неверным мужчинам, которые заставляют ее страдать, и избавиться от зависимости к нему самому.