Приподняв свое кепи, он отпустил старушку и призвал Этьенна в защитники.
— А что делать, мсье… что? Вы ведь наверняка служили в армии?.. Приказ есть приказ… Я не такой суровый, как некоторые, но служба есть служба…
— Но раз жалобы нет… — сказал Этьенн. — Мадам и я, мы приходим сюда каждый четверг и меняем наши цветы. Если среди тех, что принесены на прошлой неделе, можно еще найти хорошие цветки, тем лучше!
— Ладно… ладно… — сказал сторож. — Если вы довольны, то и все довольны…
Потом он повернулся к провинившейся старушке:
— Можете идти, я вас не держу.
Этьенн дал старушке немного денег, и дама в черном сочла нужным добавить еще сколько-то. Потом Этьенн, как повелось по четвергам, пошел предаваться раздумьям к могиле Люсиль. Но этот инцидент так взволновал его, что он не мог собраться с мыслями. Привычные образы, которые он пытался вызвать, бежали от него. Когда дама в черном уходила, он без всякой боязни догнал ее.
— Я благодарна вам, — сказала она. — Какое счастье, что вы подошли. Мужчина более авторитетен в подобных случаях.
— Бедная женщина! Мы с вами лучше, чем кто-либо, понимаем ее потребность сделать хоть какую-то малость для того, кого любишь.
— Да, — сказала она, — мы делаем это для них, и мы делаем это для себя.
— Чтобы хранить их в себе живыми.
Она посмотрела на него удивленно и благодарно.
— Вы чувствуете точно так же, как я… Впрочем, я уже давно заметила с какой… нежностью бывают выбраны ваши цветы… Вы очень любили свою жену, мсье Карлю?
— Вы даже знаете мое имя…
— Как-то, когда вас не было там, я подошла взглянуть… И увидела, что она умерла в двадцать семь лет… Это ужасно…
— Ужасно! Она была просто несравненная… Красивая, нежная, умная…
— Все как у меня… Я потеряла лучшего на свете мужа… Право, я не знала ни одной женщины, которую любили с такой деликатностью и опекали с такой добротой… Пожалуй, чрезмерной… Антуан делал для меня все, и его смерть оставила меня в полной растерянности.
— Каким молодым он умер! Да, тоже признаюсь вам, что, побуждаемый любопытством… симпатией, я как-то прочел надпись на плите… Там я увидел даты: тысяча восемьсот девяносто первый — тысяча девятьсот двадцать восьмой… Что с ним случилось?
— Автомобильная авария… Его привезли домой вечером, без сознания… А он уехал утром такой счастливый… его только что повысили по службе.
— Он был чиновник?
— Нет… Большая химическая фабрика. В тридцать семь лет он стал третьим лицом в деле. Может, очень скоро стал бы большим руководителем.
— У вас есть дети?
— У меня нет даже этого утешения.
Они подошли к главному входу. Старший сторож поздоровался с ними немного игриво.
— Вот, — сказал он своему помощнику, когда они отошли подальше, — эта парочка… О, так-то оно и лучше… А?
В следующий четверг, словно отныне это уже было договорено, они, после того как посетили могилы своих близких, вместе пошли к выходу. Этьенн рассказал о своей жизни. Он учитель старших классов в большом лицее в Париже; еще он пишет. Один журнал даже предложил ему стать их литературным обозревателем.
— Когда моя жена умерла, я начал писать пьесу. А сейчас не могу заставить себя вновь приняться за нее.
— Нужно, — сказала она. — Ваша жена не одобрила бы этого.
Он оживился:
— О, это уж точно! Она подталкивала меня на этот путь.
Мадам Констан сказала, что тоже любит театр. У нее даже есть кое-какие работы по словесности, неожиданно успешные: две — для экзамена на степень бакалавра, одна — на право преподавать английский.
— Так это прекрасно! А деловая среда мужа не утомляла вас?
— Нет, пока Антуан был жив. Чтобы доставить ему удовольствие, я принимала всех подряд… Конечно, я предпочла бы встречаться с писателями, художниками, но с ним…
Он спросил, видела ли она на этом кладбище памятники Сен-Бёву, Бодлеру. Она не знала их, и он предложил проводить ее к ним. Она сочла их безобразными.
— Нет, — сказал он. — Просто это другая эпоха.
Потом они еще долго гуляли, беседуя так увлеченно, что не заметили, как небо затянулось, и даже не услышали отдаленных раскатов грома. Когда они подошли к воротам, с неба уже падали крупные капли дождя.
— Я возьму такси, — сказала она. — Здесь неподалеку есть стоянка.
— Я последую вашему примеру. Это уже больше, чем просто ливень, это потоп.
Они пошли быстро, потом, насквозь промокнув, побежали. На стоянке оказалась единственная машина.
— Садитесь скорее, — сказал он.
— А вы?
— Я подожду. Скоро приедет другая.