«Казалось, будто пропасть закрылась. Я позвала мужа. Я думала, что мне приснился кошмар; я еще не пришла в себя; я хотела поделиться с ним. Я протянула руку, нащупала руку мужчины и услышала незнакомый громкий голос, произнесший по-английски:
— О, darling, [34] как ты меня напугала…
Я отскочила назад и хотела зажечь свет, но не могла нащупать выключатель.
— Что с тобой? — спросил незнакомец.
Он сам включил свет. Мы оба одновременно вскрикнули. Передо мной сидел молодой англичанин, блондин, курносый, немного близорукий и полусонный, в голубой пижаме. Посередине кровати зияла трещина; простыни, матрас, валик в изголовье были разрезаны надвое. Одна половина кровати была на пять или десять сантиметров выше другой.
Поведение столь неожиданно обретенного соседа по постели, когда он немного пришел в себя, внушило мне огромное уважение к британцам. После весьма непродолжительного и совершенно понятного изумления он повел себя настолько естественно и корректно, как если бы мы находились в гостиной. Я говорю по-английски, и я сказала ему, как меня зовут; он назвал себя: „Джон Грэхем“. Мы находились в Ричмонде. Оглядевшись, я увидела, что вместе со мной перенеслась вся моя половина спальни. Я узнала свое окно, темно-красные шторы, большую фотографию мужа на комоде, на стопке книг лежали мои часы. Другая половина спальни, принадлежавшая Джону, была мне совершенно не знакома. На тумбочке у изголовья стояла фотография очень красивой женщины, детские фотографии, лежали журналы и пачка сигарет. Джон Грэхем серьезно посмотрел на меня, изучил обстановку, в которой я перед ним предстала, и наконец сказал совершенно серьезно:
— Что вы тут делаете, госпожа Мартен?
Я объяснила, что не имею понятия о случившемся, и, указав на большую фотографию, сказала:
— This is ту husband.[35]
Он тоже указал на фотографию и сказал:
— This is ту wife.[36]
Она была очаровательна, и я в тревоге подумала, что в этот самый момент она может находиться в объятиях Жака.
— Как вы думаете, — сказала я ему, — могла половина вашего дома перенестись во Францию одновременно с тем, как половина моего дома перенеслась сюда?
— Почему вдруг? — спросил он.
Он раздражал меня. Почему? Откуда я могла знать?.. Потому что во всей этой истории была какая-то естественная симметрия.
— Странное дело, — сказал он, покачав головой. — Как такое могло случиться?
— Этого не могло случиться, — ответила я. — Это…
И тут мы услышали стоны, доносившиеся откуда-то сверху, и оба подумали об одном и том же.
— Дети?
Джон Грэхем соскочил с кровати, помчался босиком к двери и распахнул ее. Я услышала крики, кашель, потом англичанин громким голосом стал выкрикивать ругательства вперемешку со словами утешения. Я поспешила встать и бросила на себя взгляд в зеркало. Я выглядела как обычно. Я немного пригладила волосы. Потом я заметила, что на мне ночная рубашка со слишком большим вырезом и поискала глазами свое кимоно, но тут же вспомнила, что оставила его на той половине спальни, которая не последовала за мной. Стоя перед зеркалом, я услышала за спиной расстроенный голос.
— Прошу вас, помогите мне! — умоляющим тоном произнес Джон Грэхем.
Доносившиеся из детской крики стали громче, дети плакали и звали мать.
— Охотно… А вы можете дать мне халат вашей жены?.. Тапочки?..
— Да, конечно.
Он протянул мне свой собственный халат и показал путь в детскую. Дети были замечательные, но они болели коклюшем. Больше всех мучился самый младший, прелестный, очаровательный белокурый малыш. Я взяла его за ручку, он не возражал против моего присутствия.
Так мы провели два часа в этой комнате, оба в состоянии смертельной тревоги, он думал о своей жене, а я — о своем муже.
Я спросила его, нельзя ли позвонить в полицию; он попробовал и увидел, что его телефонный аппарат разрезан пополам; разрезанной оказалась и антенна беспроводного телефона. Как только рассвело, Джон Грэхем вышел из дома. Дети уснули. Через несколько минут он вернулся за мной и сказал, чтобы я спустилась вместе с ним посмотреть на фасад дома — якобы он этого заслуживал. Да уж, заслуживал. Неизвестный автор этого чуда выбрал два дома одинаковой высоты, разрезал их примерно одинаковым образом, и это ему удалось, но дело в том, что наш дом в Нейи был очень простым, кирпичным, с высокими окнами, обложенными камнем, а английский дом — маленьким черно-белым коттеджем с эркерами. В результате сложения таких разных половинок возникло нечто чрезвычайно странное. На ум приходил Арлекин кисти Пикассо.