— Вы хотите сражаться в одиночку.
Он поднял меня достаточно нежно:
— Никогда еще мне не было так трудно признаться в этом, но это правда… Я хочу сражаться в одиночку.
Я вздохнула:
— Жалко! Я была готова пожертвовать Джеком ради вас.
— Лучше будет пожертвовать Джеком и мной.
— Ради кого?
— Ради вас самой.
Я взяла шляпу и пошла к зеркалу, чтобы надеть ее. Питер протянул мне пальто.
— Вы правы, — сказал он, — надо ехать. Аэропорт отсюда очень далеко, и будет лучше, если мы вернемся раньше автобуса.
Он погасил свет в кухне. Перед тем как выйти, он обнял меня и по-братски прижал к себе; мне показалось, что он просто не мог устоять и не сделать этого. Я не сопротивлялась; я отдалась во власть силы, которой мне нравилось подчиняться. Но он быстро разжал объятия, открыл дверь и пропустил меня вперед. Мы вышли на улицу, нашли его машину, и я молча села рядом с ним.
Шел дождь, и от улиц ночного Лондона веяло какой-то зловещей грустью. Через несколько мгновений Питер заговорил. Он описывал людей, живших в одинаковых маленьких домиках, их однообразную жизнь, их убогие удовольствия и их надежды. Меня поражала сила его воображения. Он мог бы быть великим писателем.
Потом мы доехали до заводов на окраине города. Мой спутник умолк. Я думала. Я думала о том, как завтра прилечу в Нью-Йорк; о Джеке, который после этой волнующей ночи, безусловно, покажется мне смешным. И вдруг я сказала:
— Питер, остановитесь!
Он резко затормозил, потом спросил:
— Что такое? Вам плохо?.. Или вы что-то забыли у меня дома?
— Нет. Но я больше не хочу лететь в Нью-Йорк… Я не хочу снова выходить замуж.
— Что?
— Я подумала. Вы мне открыли глаза. Вы мне сказали, что в жизни есть моменты, когда все решается на долгие годы… Это как раз такой момент… Я приняла решение. Я не выйду за Джека Паркера.
— Но это накладывает на меня страшную ответственность. Я думаю, что дал вам хороший совет. Но я могу ошибаться.
— Вы не можете ошибаться. И, главное, я не могу ошибаться. Теперь я ясно вижу, что собиралась совершить глупость. Я не поеду.
— Слава Богу! — сказал он. — Вы спасены. Вы были на пути к катастрофе. Но вас не пугает возвращение в Париж, объяснения?..
— С чего бы? Мои родители и друзья не хотели, чтобы я уезжала. Они называли мое решение выйти замуж помешательством… Они будут счастливы, что я вернулась.
— А господин Паркер?
— Джек погорюет несколько дней, или несколько часов. Он будет уязвлен в своем самолюбии, но он скажет себе, что с такой капризной женщиной у него было бы много проблем, и порадуется, что разрыв произошел до, а не после свадьбы… Только надо как можно скорее отправить ему телеграмму, чтобы он завтра не ехал меня напрасно встречать.
Питер снова включил мотор.
— Что будем делать? — спросил он.
— Поедем дальше, в аэропорт. Ваш самолет ждет вас. А я полечу на другом, во Францию. Сон закончился.
— Это был прекрасный сон, — сказал он.
— Сон наяву.
Приехав в аэропорт, я нашла окошко телеграфа и написала Джеку: «ПРИШЛА ВЫВОДУ БРАК НЕРАЗУМЕН тчк СОЖАЛЕЮ ПОТОМУ ЧТО ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ВАС НЕ СМОГУ ЖИТЬ ЧУЖОЙ СТРАНЕ тчк РЕШИЛА ЛУЧШЕ ЧЕСТНОСТЬ тчк ВЫСЫЛАЮ БИЛЕТ ДЛЯ ВОЗМЕЩЕНИЯ тчк ОБНИМАЮ — МАРСЕЛЬ». Потом перечитала и заменила «ЖИТЬ ЧУЖОЙ СТРАНЕ» на «БЫТЬ ЧУЖОЙ». Все было понятно, а слов меньше.
Пока я писала телеграмму, Питер пошел справиться о вылете своего самолета. Вернувшись, он сказал мне:
— Все хорошо. Или, скорее, все плохо: мотор починили. Я улетаю через двадцать минут. Вам придется ждать до семи. Мне неприятно оставлять вас одну. Хотите, я куплю вам книгу?
— Нет, — ответила я. — Мне есть, о чем подумать.
— Вы уверены, что ни о чем не жалеете? Еще есть время, но в ту минуту, когда вы отправите телеграмму, уже будет поздно менять решение.
Не отвечая ему, я протянула бланк телеграфисту.
— С отсроченной отправкой? — спросил он.
— Нет.
Потом я взяла Питера под руку.
— Милый Питер, у меня впечатление, будто я провожаю на самолет моего самого старого друга.
Я не могу повторить вам всего, что он сказал мне в оставшиеся у нас двадцать минут. Он излагал мне правила жизни. Вы иногда порывались сказать мне, что у меня есть какие-то мужские качества, что я верный друг, что я не лгу. Если все эти замечательные качества во мне действительно есть, я обязана ими Питеру. Наконец по громкоговорителю объявили: «Пассажиры, следующие рейсом шестьсот тридцать два в Нью-Йорк…» Я проводила Питера до паспортного контроля. Там он поднял меня к своим губам и поцеловал, как муж. Больше я никогда его не видела.