20 ноября
Великий день. Выходя сегодня утром из спальни, я увидела в коридоре великолепного офицера в небесно-голубом доломане. Большие черные глаза и тонкие усики, едва заметные над губами, — они у него «пурпурные», как пишут в романах. Я так удивилась, что не сумела этого скрыть. Он засмеялся и представился:
— Фабьен дю Ронсере… Племянник вашей директрисы. Она была так мила, что пригласила меня.
Мы обменялись долгим взглядом.
21 ноября
Четыре часа утра. Я едва жива от холода и усталости… Но лечь не могу. Зачем ложиться? Я все равно не засну… Жизель… О, как я боюсь за нее… Но нужно записать все, что произошло. Может быть, это поможет мне успокоиться… С чего начать? Сразу после ужина в столовой, как в обычные дни (но с праздничным меню), мы с Жизель пошли одеваться. Платья с кринолином, довольно низкое декольте — мы были ослепительны. Во дворе раздавался топот множества лошадей. Собирались приглашенные. Я жутко нервничала, сердце колотилось, память отказывала. Как только мы вышли на сцену, уверенность вернулась, а вместе с ней и текст. Надо сказать, что мы имели большой успех… Красивый лейтенант, сидевший в первом ряду рядом с тетушкой, не сводил глаз с Жизель. Я увидела, как он склоняется к мадам Гардон, и угадала вопрос:
— Кто эта красавица?
Ответ скорее всего не был благоприятным: мадам Гардон не любит Жизель.
После пьесы, всех вызовов и комплиментов начался бал. Кавалеров было меньше, чем барышень, и мы немного тревожились. Пригласят ли нас? И будут ли это те мужчины, которым мы понравились? Или нам придется жалким образом танцевать друг с другом? С Жизель все определилось быстро. Фабьен дю Ронсере устремился к ней и заполнил ее блокнот танцами, которые просил оставить за собой. Она разрешила ему с большим удовольствием, но один вальс все-таки отдала Фортунио. А меня заметил молодой латиноамериканский дипломат, довольно симпатичный, брат одной из наших чилиек. Он не отпускал меня весь вечер. С ним или с другими я не пропустила ни одного танца и потеряла из виду Жизель. Около полуночи началась гроза, но оркестр заглушал удары грома. В два часа месье Гардон хлопнул в ладоши и сказал, что нам пора ложиться. Я попыталась отыскать Жизель, потом, не найдя ее, поднялась в спальню в некоторой тревоге.
Она явилась через десять минут, пылающая огнем, задыхаясь, с блестящими глазами и бросилась мне на шею. Она была так возбуждена, что я испугалась.
— Что с тобой? — спросила я.
— Для меня начинается великое приключение, от которого зависит вся моя жизнь, — ответила она.
— Великое приключение?
— Величайшее из всех, — сказала она. — Любовь.
— Что ты несешь?
— Послушай, Эмилия… Ты видела, как Фабьен дю Ронсере увлек меня в сад…
— В сад? Нет, не видела. Зачем же в сад в такую погоду?
— Между двумя танцами… Нам было очень жарко. Вальсируя, он ухаживал за мной. Наконец мы вышли. И там, в тополиной аллее, которая, как ты знаешь, ведет в оранжерею, он сказал мне:
— Я думал, что влюблен во всех женщин и ни в одну из них. Я равнодушно менял их. Солдат нигде не задерживается. И вдруг сегодня вечером я понял, что не смогу жить без вас. Вы та, о которой я мечтал, не веря, что это возможно, вы — воплощение красоты, ума и грации. Впервые я сознаю, что три слова «я люблю вас» имеют смысл… Глубокий и необычный смысл.
Она повторяла эти фразы с таким пылом, что я решила успокоить ее.
— Все мужчины говорят нечто подобное.
— Неправда, — воскликнула Жизель, — и они говорят это не так, как он… В тот момент мы услышали первые громыхания грозы, и на землю упали первые крупные капли. «Ваше платье!» — вскричал он и повлек меня к оранжерее. Там есть скамейка, рядом с пальмами, помнишь? Мы сели, он обхватил меня за талию и попытался поцеловать.
— О, Жизель!
— Что такое? Почему ты говоришь: «О, Жизель»? Разве не естественно, что мужчина и женщина целуются?
— Конечно, но ты так молода… И ты совсем не знаешь его.
— Ты заблуждаешься… Мужчину лучше узнаешь через час любви, чем после года равнодушия… К тому же он скоро женится на мне.
— Он попросил твоей руки?
— Да, но он должен получить разрешение родных и начальства…
— Начальства? При чем здесь его начальство?
— Так делается в армии… В конце концов, увидев, что все разъезжаются, он сказал мне, что ночует в коллеже, в комнате для гостей, рядом с нашей, и попросил меня прийти к нему и продолжить нашу беседу.
— Жизель! — вскрикнула я. — Ты же не сделаешь этого? Ты хочешь этого? Ах, ты сошла с ума!