Трудно сказать, какая именно сумма перекочевала в мои руки, думаю, не менее пятидесяти тысяч в марках и долларах. Я впервые держал в руках такие огромные деньги сразу, сердце моё невольно заволновалось. Только сейчас я по-настоящему понял, как улыбнулась нам фортуна. За такие миги не грешно и заплатить, не жаль. Пусть дорого, пусть будущей болью и страданиями, что с того! Это и есть настоящая жизнь. А страдают в ней, так или иначе, все. Мне уже грезился земной рай, я не верил, что это я, а не кто-то другой на моём месте. Так бывает. В какие-то моменты видишь себя как бы со стороны, а собственное «я» находится в двух точках одновременно. Настоящая магия или что-то в этом роде. В минуты наивысшего счастья и восторга это чувствуется особенно остро.
Мы не взяли в доме ничего лишнего и ненужного, хотя и на иконах можно было запросто «погореть» как в Питере, так и в Москве. Однако вопреки распространённому попами мнению, будто Бог наказывает воров за кражу икон, я искренне надеялся, что Он-то нам и поможет.
— Надо уносить ноги. Больше здесь делать нечего, — сказал явно довольный Гадо и на радостях похлопал Свету по заднице. Та легонько отмахнулась, но не огрызнулась в ответ. Не тот случай и момент. Я хорошо понимал, о чём она думала. Как бы там ни было, она была всего лишь женщиной, слабой и по сути беззащитной в сравнении с нами. И кто знает, что у нас в голове?..
Вопрос Гадо не давал мне покоя, а еще я подумал о себе лично. Где гарантия, что он не похоронит меня вместе с ней где-то возле станции? Деньги и золото сводили с ума и не таких, как он, а несчастная вера и понятия — слишком слабая защита от большого соблазна. На то он и большой.
Я даже не понимал, трушу я или же во мне говорит голос разума и трезвости. Чего больше? О, как было бы легко и просто, если бы я снял все сомнения разом единым выстрелом ему в голову!
«Прости, друг, но виноват ты сам. Ты вселил в меня страх и не догадался развеять его вовремя и на все сто».
Обворованный становится грешником, а укравший — святым?.. Может быть, так оно и есть в жизни, кто знает! Мы многое провоцируем сами, но, увы, часто не догадываемся об этом и списываем все на содеявших нечто…
Впрочем, если он убьет меня первым, это будет тоже справедливо.
— Не торопитесь, давайте выпьем чего-нибудь крепкого, — неожиданно предложила Света и заверила, что в доме «клиента» мы даже в большей безопасности, чем у неё в квартире. Она сослалась на нервы и заявила, что ей необходимо малость расслабиться.
— Расслабиться?! Не морочь голову, ты за рулём! — вскинулся Гадо, напомнив ей о «клиенте». — Они ещё живы, не забывай! И если один из них выпутается…
Продолжать не имело смысла. Он был на все сто прав, ни о какой выпивке не могло быть и речи. Не у тещи за столом. Мы тщательно протерли все места, за которые хватались, посмотрели на часы и двинулись на выход. Шмон занял всего тридцать минут с небольшим. До рассвета было еще далеко.
Мы прошли через несколько комнат, вслушиваясь в собственные шаги и скрипы паркета. Но, не дойдя до выхода, услышали совсем другой звук. Перед домом, похоже, остановилась машина. Лай собак тут же подтвердил наше, пока еще, предположение.
Ни я, ни Гадо не знали, что делать. Мы просто застыли в трех метрах от двери и не двигались с места. Еще через мгновение до нас стали доноситься чьи-то едва уловимые голоса. Я было подумал, что это только чудится, но нет, голоса явно приближались к дому, становясь все отчетливее и громче. Слов еще нельзя было разобрать, но говорило несколько человек, не меньше трех. Наконец кто-то поднялся по ступенькам лестницы и остановился на крыльце, у двери. Голоса стихли. За ручку двери несколько раз дернули, и она слегка вздрогнула.
Я подошёл вплотную к Гадо и легонько толкнул его в бок. В прихожей было совершенно темно, мы выключили фонарик сразу, как услышали голоса. Он ничего не прошептал мне в ответ, но положил руку на мое плечо. Света стояла позади меня и в прямом смысле дышала в затылок. Я чувствовал ее упругие груди своей спиной. Они тяжело вздымались и словно подталкивали меня к действиям. За дверью между тем не проронили ни звука, видимо, там тоже прислушивались и объяснялись знаками. Мы никоим образом не могли видеть их, они — нас. Можно было тихонько пробраться в одну из боковых комнат особняка и посмотреть оттуда на освещенное пространство двора, однако каждый из нас боялся лишний раз пошевелиться, дабы не выдать себя раньше времени.
То, что это были не гости и не родственники, не вызывало сомнений. Я лихорадочно перебирал в уме разные варианты, пытаясь найти хоть какое-то объяснение злополучному визиту незваных пришельцев.