Выбрать главу

— А они?

— Нет, — тихо прошептала она.

— Почему же они сразу не бросились за нами? Чего выжидали?

Гадо сделал шаг к находившемуся на столе телефону и одним ударом кулака разбил его вдребезги. Женщина только вздрогнула и посмотрела на меня.

— Вы ранены, — сказала она, очевидно заметив на полу кровь.

— Отвечай на вопрос, нам некогда! — потребовал от неё Гадо и взмахнул автоматом.

— Их смутило присутствие… женщины… Советовались…

Стрелочнице было далеко за пятьдесят, она вполне могла быть моей матерью, которую я не видел полтора десятка лет и уже никогда не увижу.

— Кого они ждали? — тихо спросил я у нее, опередив Гадо.

— Троих мужчин. Беглых…

— Ясно… — Гадо повернулся ко мне и спросил о ноге.

— Не ходок… — ответил я как есть.

Конечно же, в моем голосе была обреченность…

— Херня! Я дотащу тебя, даже если нам придётся бросить всё и идти голыми! Бинт.

Стрелочница тут же встрепенулась и достала из висевшей на стене аптечки бинт, зеленку и какие-то дрянные таблетки.

— Больше ничего нет, — развела она руками.

Гадо одним махом вспорол мне одну штанину и осмотрел рану. Пуля попала в мякоть, кость, к счастью, была цела. Нога сильно вспухла и по-прежнему кровоточила. Очевидно, я потерял слишком много крови, меня уже тошнило, голова кружилась, как перед обмороком. Гадо быстро наложил на рану повязку и плотно обмотал ее бинтом.

— Когда первый товарняк? — напрямую спросил он у стрелочницы, выдавая наши дальнейшие планы.

— Через двенадцать минут, — взглянув на будильник, ответила та.

Я тут же отвернулся, чтобы не смотреть, как Гадо «скосит» ее выстрелом или двумя. Выхода, по сути, не было, и я был уверен, что он поступит именно так.

— Пошли, — сказал он, хмуро взглянув на женщину. — Козлы так и так поймут, куда мы направились.

Мы вышли из будки, и я попросил его взглянуть на Свету.

— Зачем? — равнодушно отмахнулся он. — Мёртвые воскресают только у христиан. Идем лучше за баулом, он нам еще пригодится.

Я всё время опирался на плечо Гадо, и мы кое-как двигались по железнодорожному полотну. Он то и дело подбадривал меня, говорил, что я родился в рубашке.

— Главное уцепиться и отъехать километров на тридцать. Там что-нибудь придумаем…

Стрелочница не обманула нас, товарняк показался через считанные минуты, как она и говорила. По гудению, доносящемуся издалека, и по тому, как дрожали под нами рельсы, я понял, что он груженый. Огни тепловоза приближались к нам с каждой секундой, и этот желтый свет, словно живительная влага или наркотик, входил в каждую клетку моего естества. Я весь дрожал, из моих воспаленных глаз катились слезы. А ведь я мог убить этого человека! Еще чуть-чуть, и она наверняка «перекантовала» бы меня в оборотня!

Баул и дипломат были на Гадо. Он примастерил их так, чтобы его руки оставались свободными. Сумка с деньгами держалась у меня на боку.

— Если не сумеешь зацепиться, свистни! Я обязательно спрыгну и помогу, — сказал он, когда состав был совсем близко от нас. — Клянусь Аллахом!

Но я верил ему и без клятв, больше, чем себе и всему преступному миру!

Товарняк поравнялся с нами и, грохоча на стыках колесами, медленно пополз вверх по полотну.

Преодолевая острую боль, я оттолкнулся от земли левой, здоровой ногой и ухватился руками за лесенки вагона. Меня резко рвануло вперед, но, к счастью, моя правая — раненая нога немного слушалась меня. Я не расцепил пальцев до тех пор, пока не переставил ноги. Гадо остался где-то позади, он не стал прыгать первым, как собирался, опасаясь за меня. Повернув голову влево, я всмотрелся в темноту, но никого не увидел. «Он где-то рядом, через несколько вагонов от меня», — подумал я и посмотрел вверх. Состав постепенно набирал скорость, холодный ветряной поток дул прямо на меня, как будто хотел сбросить наземь непрошеного гостя.

Мне предстояло взобраться по лесенкам вверх, до самой обшивки вагона, а затем преодолеть и ее, чтобы залечь на самом верху. Чтобы не ступать на правую ногу, я стал осторожно подтягиваться на руках, переставляя одну левую. Я очень боялся потерять сознание, чувствуя, что вот-вот отрублюсь и полечу в ад. Мои руки начали слабеть, мозг работал уже не так четко, как прежде. Обшивка была довольно высокой, примерно метр двадцать, и по этому признаку я безошибочно распознал груз. Наверняка это был метровый сортимент, баланс, идущий на бумажные комбинаты России.

«Значит, состав идет далеко», — подумал я, хватаясь руками за холодный борт вагона.

Наступал самый ответственный момент моего «восхождения на Олимп». Просунув пальцы в узкую щель меж досками, я должен был встать на борт и удержаться там несколько секунд, пока мои руки не ухватятся за проволоку и самую верхнюю доску. Затем перевалиться всем телом через обшивку и упасть на древесный баланс.