Скоро она начинает то и дело прикрывать рот, пытаясь скрыть зевоту, и он с улыбкой кладет ее руку обратно ей на колени.
— Спи, — тихо говорит он. Она мотает головой. Она просто не хочет прощаться.
Он тоже не хочет.
Он поднимается и, наклонившись, прижимается губами к ее лбу. Отстранившись, он видит сбегающую по щеке слезинку, и у него сжимается сердце от мысли, что он опять заставляет ее плакать.
— Не плачь, — шепчет он. — Пожалуйста, не плачь. — Усевшись на краешек узкой койки, он осторожно берет ее руку. Виктория поднимает на него глаза, мельком взглянув на его рот, и он знает, знает, чего она хочет — и он склоняется вперед и целует ее губы. Виктория отвечает с каким-то отчаянным жаром, подавшись вперед, обвивает руками его шею, и он не может не ответить с равным жаром, обхватив ее щеку ладонью. Но разум в конце концов напоминает ему, что они в госпитале, и кто-нибудь может заглянуть за ширму в любую минуту. Он отстраняется, легонько прижавшись лбом к ее лбу. Оба тяжело дышат.
— Я приду утром до твоего отъезда, — тихо говорит он, смотря ей в глаза. — И война скоро кончится, не успеешь и глазом моргнуть, и тогда я приеду в Париж и найду тебя.
— Я сама тебя найду, — говорит она. — Мне будет проще — ты будешь на фронте. Когда объявят об окончании войны, я найду тебя. — И столько решимости, столько яростной уверенности в ней, его петарде-капитане, что Мельбурн невольно ей верит.
***
Интересно, думает он, шагая к своему кабинету, какое-такое срочное дело может требовать его внимания так безотлагательно. Война-то окончена. Неужели нельзя дать людям хоть пару часов попраздновать? Но Альфред был весьма настойчив, а потому Мельбурн, оставив свой виски на попечение ликующего Палмерстона (и строго предупредив, что лучше бы напиток остался нетронутым к его возвращению), пробирается через оживленную шумную толпу, заполнившую улицу, к уже знакомому зданию, в котором располагается его кабинет.
Он поднимается по ступенькам, так глубоко погруженный в собственные мысли, что, подняв наконец взгляд, обнаруживает, что уже стоит посередине тонущей в полумраке комнаты.
Она стоит в дверном проеме, широко распахнув глаза, кусая губы, и он замирает, задохнувшись от шквала эмоций.
Она приехала. Она здесь.
Он застывает на мгновение, не сводя с нее глаз. Виктория делает шаг вперед. Ему знаком этот блеск в ее глазах, он успел его узнать за столько месяцев — почти полтора года. Решимость.
Снаружи повсюду шумно гуляют люди, и в пустой комнате эхом отдаются восторженные крики, но Мельбурн видит лишь голубые глаза, которые всё ближе и ближе. Она обвивает его шею руками, и он подхватывает ее и кружит, кружит, и она взвизгивает и хохочет — он не слышал звуков прекраснее уже несколько лет, с тех пор как навсегда умолк смех его сына. Он крепко сжимает ее в объятьях, так крепко прижимает ее к себе, зарываясь лицом в ее шею, ее волосы — он должен еще раз сказать ей, что она для него значит, ведь теперь он почти, почти может это сказать. И он вшептывает слова в ее кожу, как мантру: Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Он знает, что она его слышит: ее пальцы хватаются за его волосы, рука теснее жмется к спине.
Она дрожит в его объятиях, кажется, даже всхлипывает, и он отстраняется, прижимается лбом к ее лбу. Она не выпускает пальцы из его волос.
— Я люблю тебя, — снова шепчет он, и она содрогается в прорвавшемся рыдании. У него и самого глаза щиплет.
— Я люблю тебя. Люблю тебя, — повторяет она между всхлипами и притягивает его ближе, теснее, наклоняя голову. Он обхватывает ее лицо руками, стирая большими пальцами влагу с ее щек, и нежно целует ее губы.
— Никогда больше меня не бросай, — шепчет она, когда он наконец разрывает поцелуй, и целует его, решительно и отчаянно.
— Прости, — говорит он. — Прости. Я хотел тебя защитить. Я не мог тебя потерять, — голос его дрожит от непролитых слез. Она снова всхлипывает.
— Я знаю. Знаю. Я просто… я не могла… я хотела быть рядом, — всхлипывает она, и он опять крепко прижимает ее к груди.
— Всё закончилось. Закончилось. Я в безопасности. Мы в безопасности, — бормочет он, покрывая поцелуями ее волосы, и чувствует, как медленно выравнивается ее дыхание.
— Как ты сюда добралась? И как тебе удалось выбить увольнение? — спрашивает он, сообразив вдруг, что она находится в его лагере посреди Германии, в то время как должна быть за пятьсот миль отсюда, в Париже.
— Когда неделю назад русские взяли Берлин, я запрыгнула на поезд, — пожимает она плечами. — Я сразу по прибытию заявила полковнику, что когда война подойдет к концу, я буду нужна здесь. Что у меня тут осталось незаконченное дело. — Виктория слегка краснеет. Можно себе представить, как проходил этот разговор с полковником. — Я приехала вчера днем, но решила подождать, — застенчиво добавляет она, и он смотрит на нее во все глаза, немея от изумления и восторга перед этой прекрасной женщиной, и запрокидывает ее голову назад, и снова нежно ее целует, вкладывая в поцелуй всю свою любовь.
— Всё закончилось, — шепчет она, когда он отстраняется — очень и очень нескоро — и поднимает на него взгляд распахнутых от восхищения глаз. Он медленно кивает, и слова вырываются у него прежде, чем он успевает им помешать.
— Выходи за меня, — выдыхает он. Как во сне он смотрит, как открывается ее рот, как она выдыхает — сейчас она скажет нет, какой же он идиот, эх…
— Да, — кивает она. Распахнутые глазища ее сияют. — Конечно. Да! Да.
Да.
Он таращится на нее, раскрыв рот, а она улыбается, она смеется. Что, что теперь нужно сказать, что сделать? Но она хочет выйти за него! И он целует ее опять.
Потом уже, гораздо позже, она сидит рядом с ним в столовой, и он едва сдерживает порыв прикоснуться к ней. Она здесь, рядом, живая и совершенно здоровая — так она утверждает — и она выйдет за него замуж, и всё сейчас идеально, и как же ему так повезло?
Он не в силах скрыть своего счастья, и когда Палмерстон, заметив ее внезапное появление за их столом, смотрит на него, подняв бровь — «Капитан Кент! Какой приятный сюрприз!» — Мельбурн лишь предостерегающе качает головой.
Отбой сегодня соблюдается весьма условно, и когда они наконец покидают столовую, час уже поздний, но люди еще бродят там и сям, так что он может себе позволить разве что идти вместе с ней по направлению ее жилища под предлогом, что ему нужно что-то захватить из кабинета.
Они добираются до здания, в котором расположен его кабинет, и она оборачивается и ухмыляется, а потом взлетает по ступенькам и скрывается внутри. Он следует за ней и не успевает опомниться, как вокруг его шеи обвиваются ее руки, а к его губам прижимаются ее губы. Но он принимает ее поцелуи более чем воодушевленно. Долго-долго.
Но она падает с ног от усталости, и он, поцеловав ее в лоб, велит ей отправляться спать.
— Я буду здесь утром, капитан, — шутит он, и она улыбается.
— Я тоже, генерал, — ее лицо чуть грустнеет, и он не сразу, но понимает.
Теперь можно, думает он, притягивая ее ближе, прижимаясь лбом к ее лбу.
— Спокойной ночи, моя прекрасная Виктория, — шепчет он, и она судорожно хватает ртом воздух.
— Спокойной ночи, Уильям, — шепчет она в ответ. — Да, мне нравится.
Он улыбается.
— Мне тоже.
========== Глава 7 ==========
— Давай просто сбежим, — задыхаясь шепчет она у двери его кабинета на следующий день. Он моргает. — Когда ты в следующий раз получишь отпуск — у меня квартира в Париже, — она смотрит на него, широко распахнув глаза.
Он не уверен, каким тут должен быть правильный ответ, но точно знает, что каким бы его ответ ни был, он непременно огребет с какой-нибудь стороны.
Ее дядя вряд ли в курсе, что она здесь, и уж точно не хотелось бы, чтобы Леопольд узнал об этом по сарафанному радио. Поднявшись, Мельбурн закрывает дверь за ее спиной.