Понятно, что подобное отношение к себе способствует образованию садомазохистского тандема аддикт-соаддикт: гневный алкоголик обрушивает на партнера цунами агрессии, порожденную его потребностью в самооправдании; безропотный созависимый партнер (жена или дочь — ведь самозабвенного поведения чаще всего ждут от женщин) покорно принимает незаслуженное наказание, демонстрируя недюжинную выносливость и отличную физическую форму. Впрочем, некоторые алкоголики тоже ведут себя самозабвенно, то есть буквально готовы снять и отдать последнюю рубашку. Повторяем: перед этой установкой особенно уязвимы женщины. От них традиционно ожидают проявлений «неразумного альтруизма». Психологи считают, что женщины-алкоголички, разрываясь между продолжением лечения и преждевременным принятием своих домашних обязанностей (которое сопряжено с неизбежным срывом), слишком рано стремятся вернуться к семейным ролям. Их подстегивает чувство вины. В результате лечение оказывается неоконченным, а результат — нестойким.
2. Другие формы защиты переводят тревогу и страх наказания, сопровождающие чувство вины, в более удобную форму. Как ни странно, более «удобным» представляются навязчивые мысли и повторяющееся поведение. Концентрируясь на этом «психическом рефрене», человек отвлекается от чувства вины, от неприемлемых импульсов и невыносимых ощущений.
Обсессивно-компульсивная деятельность — это сумма двух слагаемых: обсессивного, то есть навязчивого, мышления и компульсивных, то есть повторяющихся, действий. Навязчивые мысли — главная защита против чувства вины. Человек может проводить многие часы, обдумывая мельчайшие подробности действий, которые он уже совершил или только собирается совершить. Скрупулезный поиск ошибок, просчетов, непродуманных решений и вообще всего, что мешает идеальному выполнению задачи — все это… парализует личность. Человек, достигший совершенства в психологической защите такого рода, не в силах решить простейшей задачи: его обессиливает нерешительность, а гигантское количество «если» не позволяет выработать сколько-нибудь приемлемый план.
Повторяющиеся действия снижают хроническое чувство тревоги, не имея никакого реального влияния на ситуацию: пересчитывая трещины в асфальте или маниакально соблюдая чистоту, компульсивная личность верит в то, что у нее все под контролем — пока она действует как заведено, ее не накажут. Разумеется, это срабатывает не лучше, чем попытки леди Макбет отменить наказание за убийство шотландского короля Дункана мытьем рук и лунатизмом[26]. Пьянство — та же компульсивная деятельность. Алкоголик, употребляющий один и тот же напиток в одно и то же время, может считать, что держит себя в руках, знает меру, соблюдает правила и вообще ведет практически здоровый образ жизни. Естественно, это самообман, созданный исключительно ради избавления от чувства вины.
Выздоравливающий алкоголик, отказавшийся от компульсивного пьянства, может переживать сильнейшую вину и тревогу. Велика опасность того, что, не вынеся прессинга тревоги, он пристрастится к другим аддиктивным агентам: к калорийной пище, к курению и т. п. Оптимальным вариантом можно считать «положительную аддикцию»: увлечение бегом трусцой или посещением программы Анонимных Алкоголиков. Лучше уж относительное выздоровление, чем никакого.
Другое «защитное» искажение — параноидное мышление, проецирующее агрессию алкоголика на окружающих. Этот психологический паттерн позволяет не чувствовать себя виноватым за неприемлемые импульсы. Личность, убедившись в том, что «мир жесток и груб», а грубее всех — жестокий близкий родственник (друг, родитель, партнер по браку, коллега по работе), может позволить себе контратаку в направлении агрессора. Уверившись в том, что его преследует собственная семья, что ему изменяет жена, что лучший друг пытается «сдать его в поликлинику для опытов» (читай: на лечение от зависимости), аддикт заводит жестокие семейные разборки, попутно впадая в усиленное пьянство. Ситуацию может дополнить так называемая «ревность алкоголика», нередко связанная с нанесением телесных повреждений «жене-изменщице».
Третьей «удобной формой» (повторяем: это «удобство» носит весьма относительную форму, как и все прочие удобства, предлагаемые системой психологической защиты) является поиск чрезмерного наказания. Это похоже на самозабвение, хотя по сути своей желание быть наказанным серьезно отличается от растворения личности в угождении другим. Ищущие чрезмерного наказания тоже стараются умиротворить тех людей, которые их терроризируют, но не для удовольствия своего тирана, а для своего собственного. Чувство тревоги в сознании такого человека огромно, вот он и ищет возмездия, соответствующего страшным, апокалиптическим предчувствиям. Мелкие наказания и вообще наказания, пропорциональные реальным поступкам, его не устраивают. Он не видит другого средства избавиться от неотступной тревоги, преследующей его на сознательном и подсознательном уровне.
Иногда, чтобы вырвать наказание желательных «размеров» у слишком снисходительного окружения, такие личности демонстрируют асоциальное поведение и даже совершают преступления. Это влечение к нарушениям не ради обогащения, а ради наказания. Другие вырабатывают компульсию в виде исповеди: они регулярно посещают терапевта, священника, родственников с подробными рассказами о новых дурных поступках. Исповедуются и ждут наказания. И если наказания не последует, «грешник» приходит в замешательство.
Многие алкоголики включаются в систему поиска чрезмерного наказания через психологическую игру, которую Э. Берн называет «Алкоголик», а Р. Поттер-Эфрон — «Пьяница и Сука». Собственно, две главные роли в этих играх идентичны: аддикт и соаддикт, соответственно Алкоголик/наркоман (Пьяница) и его Преследователь (Сука), он же Спаситель. В роли Преследователя, как правило, выступает жена аддикта: постоянно ругая его за пьянство, она с тем же постоянством уговаривает его лечиться, исполняя партию Спасителя. Бывает, что в качестве Спасителя выступает врач-нарколог: он лечит Пьяницу и даже успешно, добивается определенных результатов (например, полгода воздержания от выпивки), врач и пациент радостно поздравляют друг друга, а на другой день Пьяница опять под забором. Позднее, в связи с развитием игры и с ухудшением здоровья, Алкоголику/наркоману уже не требуется ни Спаситель, ни Преследователь, но он готов терпеть их, если эти двое обеспечивают Пьянице необходимые условия для жизни. Алкоголик/наркоман пойдет в любую благотворительную организацию и вытерпит любой скандал, если надеется на подачку. Это испытание позволит ему сыграть очередной кон психологической игры.
Когда алкоголики в лечебных целях обсуждают свое поведение, их обычно интересует не сама проблема выпивки, а связанные с нею потери и мучения — похмелье, унижения, обнищание. Они воссоздают ситуацию, когда внутреннего Ребенка личности[27], подыгрывая Алкоголику, ругает не только его внутренний Родитель, но и любая «родительская фигура» из близкого окружения. Излечившиеся или практически излечившиеся Алкоголики, переведясь на роль Спасителей, прекрасно помнят правила игры: ужасаться и критиковать, критиковать и ужасаться поведению того, кто в данный момент исполняет партию Пьяницы. Лейтмотив ее: «Ну и мерзок же я был! Посмотрим, сможете ли вы меня остановить». При этом игра имитирует диалог двух Взрослых сущностей: «Скажите мне откровенно, кто я, и помогите мне бросить пить!» — «Буду с вами честен: вы вели себя отвратительно». А на самом деле общаются Ребенок и Родитель: «Ну-ка, ну-ка, останови меня, если сможешь!» — «Ты обязан бросить пить, потому что это плохо». Ребенок провоцирует Родителя на новые (и совершенно бесполезные) нотации, потакает своим слабостям, ищет одновременно и осуждения, и подтверждения своей обиды: «Весь мир стремится меня унизить». Как только поток негативных оценок иссякает и начинается «неигровой» анализ поведения аддикта, Пьяница начинает искать другого партнера для продолжения игры.