Поэтому эффект облегчения в результате «глубокого дренажа» организма представляет собой либо последствия самовнушения, либо последствия тех успокоительных, обезболивающих и снотворных средств, которые полагается принимать после гемосорбции. А сама процедура необходима лишь тогда, когда:
1) налицо передозировка наркотиков, особенно барбитуратов, и их надо срочно вывести из организма, пока наркоман не умер от остановки дыхания;
2) когда в результате лечения абстиненции организм наркомана оказывается перегружен седативами и транквилизаторами, и больной чувствует себя вялым, апатичным и слабым.
А в целом при лечении наркотической зависимости соблюдается тот же принцип, что и при лечении алкоголизма: вещество-антагонист снижает прием аддиктивного агента, транквилизаторы облегчают синдром отмены; а пока действуют эти препараты, пациент может адаптироваться к действительности при помощи психотерапии. Для того, чтобы аннулировать действие психоактивных веществ, применяются все новые и новые препараты. Но, в отличие от лекарств, средства воздействия на человеческую личность не сильно развиваются.
И нередко врач предпочитает «доломать» пациента, нежели кропотливо перестраивать его увечную психику.
Психотерапевт справедливо полагает: если внедрить в сознание больного установку на конформизм, он станет более терпимым для своей семьи и знакомых. Хотя бы на время. Притом, что внедрение конформизма не предполагает перестройку личностных стратегий копинга. Пациент как был, так и остается депрессатиком и комплексатиком, склонным искать удовлетворение во внешнем, а не во внутреннем мире.
Вдобавок существующие методики с удручающей однообразностью демонстрируют один и тот же прием: пересаживание аддикта с одного агента на другой, менее разрушительный и социально одобренный. Например, с героина на метадон или с алкоголя — на барбитураты. В основе такого воздействия лежит не излечение аддиктивного расстройства, а смена одной формы зависимости на другую, менее опасную для окружающих. Пусть себе курит, нюхает, глотает — лишь бы оставался функционирующей социальной единицей. Да, мы признаем: нормализовать взаимоотношения наркомана с обществом — это уже много, очень много. И все-таки не советуем возлагать чрезмерные надежды на «агентурный» подход. Личность благодаря ему не восстановишь. А жить без личности настолько трудно, что вероятность срыва крайне высока.
Есть варианты перехода с химической зависимости на эмоциональную. Это более перспективная методика. Поэтому масс-медиа, популярная литература и даже медицинские пособия рьяно рекомендуют «терапию религией»: приведите наркомана в церковь, крестите его, заставьте соблюдать посты и совершать обряды — глядишь, он и придет в норму. Увы, в норму он уже не придет, и с этим придется смириться. Но предположим, религиозная атмосфера окажет благотворное воздействие на зависимого. Он даже может стать очень верующим человеком, начнет спрашивать у священника разрешения на каждый свой шаг, обвенчается со своей сожительницей и поставит иконы в красный угол. Его поведение и мышление изменятся настолько, что все вокруг будут восклицать: «Скажите, пожалуйста, совсем другой человек! Будто подменили!» — хотя деформированная индивидуальность никуда не делась и даже не особо выправилась. В целости сохранилась зависимость верующего аддикта от «волшебного помощника». Просто теперь в роли такого помощника выступает священник, церковь, приход, службы и ритуалы. Помните: несамостоятельность личности может обернуться новой опасностью.
Теперь, когда эта личность накрепко связана с батюшкой (а может, с реббе или гуру), дающим советы и наставления, с церковной атмосферой и с религиозными обрядами, она еще более беспомощна и внушаема. Потому что убеждена: от нее ничего в жизни не зависит, она не контролирует ни мир вокруг, ни себя саму. Значит, следите за ней внимательно: если аддикта затянут в секту «собратья по вере» (а попросту вербовщики, которые шныряют не только по церковным мероприятиям, но и на улицах ловят простодушных и растерянных и ведут к своему «пахану»), он снова станет неуправляемым и опасным. И не надо отмахиваться: не может такого быть, он опомнился, он пришел в себя, он исцелился. К сожалению, он всего-навсего отказался от химического допинга. Хотя и не избавился от потребности в допинге. Для такой перестройки одних только посещений церкви мало.
Не стоит возлагать чрезмерные надежды и на ослабление химической зависимости: если психологическая зависимость не уменьшится, то ситуация останется прежней. Так, методика лечения героиноманов более легким наркотиком, родственным героину, — метадоном, существующая за рубежом, не дает результатов. Сторонники этой терапии утверждают, что аддикт, перешедший на употребление метадона, способен нормально функционировать и трудиться, что невозможно при героиновой зависимости. Многие героиновые наркоманы могут получать метадоновое лечение без предварительной госпитализации, а в ходе терапии сохранять рабочие места и положение в семье и в обществе.
Одновременное употребление наркотика и успешное восстановление собственной социальной роли — это даже не фантастика. Это мираж.
Очевидцы утверждают, что раздача метадона героиноманам просто становится еще одним, легальным источником наркотика: приходишь, демонстрируешь следы от уколов, получаешь дозу — идешь балдеть. Согласитесь: не очень-то похоже на избавление от зависимости? Возможно, это содействует улучшению обстановки: получив свой метадон, наркоман не ограбит очередную жертву — или не ограбит ее сегодня.
Помимо метадона существует аналогичное средство, разработанное недавно — бупренорфин. Оно действует как частичный антагонист героина (поэтому совмещать употребление и того, и другого препарата невозможно), но бупренорфин вызывает такое же острое ощущение удовольствия, как и употребление героина. То есть психологическая тяга к «химическому раю» остается.
Есть средства, которыми общество пытается спасти добропорядочных граждан от ухудшения криминальной обстановки. Но аддикта они не излечивают. Такое ограничение целей нельзя не признать оправданным: все, что может общество, — это снизить поступление наркотиков и контролировать поведение представителей аддиктивной среды. А вот спасать себя от зависимости, уменьшая психологическую тягу и восстанавливая социальный статус, наркоману придется самостоятельно.
Нельзя не учитывать и вероятность сочетания наркомании с психопатологией. Асоциальное расстройство личности заставляет пациента сопротивляться лечению, нарушать рекомендации или попросту саботировать.
Вполне вероятно, что это сопротивление будет подсознательным. Тогда велик шанс перейти от лечения к психологическим играм типа «Алкоголик», в которых саботаж лечения от аддикции, конфликты с обществом и последующие карательные меры удачно вписываются в образ «настоящего приключения». И тут уж придется выбирать — «либо вы часть решения, либо вы часть проблемы», как заметил американский политик Элдридж Кливер.
Но какой бы метод лечения вы не выбрали, старайтесь, чтобы «внутренний аддикт» (психологический компонент, ставший неотъемлемой частью личности) не вмешивался в процесс, поскольку его вмешательство усугубляет чувство неуверенности и провоцирует срывы. Поэтому внутреннего аддикта желательно заткнуть, дабы не нагнетал обстановку.
Для этого понадобится помощь психотерапевта вкупе с грамотно разработанным комплексом мотиваций. Наркозависимый должен узнать, чего хочет не его инфантильный, гиперэмоциональный Ребенок, а его сознательный, рациональный Взрослый. И если Взрослый недостаточно развит, чтобы чего-то всерьез захотеть, придется над ним потрудиться, чтобы он окреп и смог, наконец, пресечь выходки Ребенка.