— Стой, где стоишь.
Ее сотрясали рыдания. Слезы катились по бледным щекам.
— Но, Деннис, они в подвале. Он держит их под замком. Мне нужно спуститься… проверить, как они там. Пожалуйста, Деннис, поверь мне! Я могу это доказать. — Она пошла ко мне, и я предупредил ее еще раз. Но она не останавливалась, зная, что у меня не хватит сил выстрелить. Должно быть, читала в моих глазах что-то такое. В кухне громко стонал и призывал на помощь Тадеуш.
— Хватит, Эмма, остановись. Я не шучу.
Она остановилась. Нас разделяло пять футов, и ее лицо, вся ее поза выражали такую невинность, такую ранимость, такую беззащитность, что у меня дрожали колени. Она была прекрасна в эти мгновения, и ее огромные карие глаза смотрели на меня умоляюще, скорбно, с рвущей душу грустью. И чем дольше она смотрела на меня, тем сильнее мне хотелось поверить ей. Я терял уверенность, и мы оба это понимали.
За спиной послышался какой-то звук, и в следующую секунду кто-то обхватил меня за пояс и выбил из руки пистолет, который отлетел к ногам Эммы. От сильного толчка я ударился головой о стену и задел плечом картину.
Все случилось так быстро, что прежде чем я успел что-то сделать, меня уже поставили на колени, а руку завели за спину. Оглянувшись через плечо, я увидел молодого, плотно сложенного парня в той же форме, что Билл и его приятель. К сожалению, на этом сходство между ними кончалось. Резкий, с короткой стрижкой и обветренным суровым лицом, парень определенно успел пройти армейскую школу, а точнее, судя по быстроте и эффективности действий, морскую пехоту или десант. Я понял, что крепко влип.
Эмма расплылась в счастливой улыбке.
— Как хорошо, что вы успели. Этот человек собирался меня убить.
— Не слушай ее, — прошипел я, но он лишь добавил давления на руку, и я, скрипнув зубами от боли, замолчал.
— Вы, если я правильно понял, говорили о каких-то людях в подвале? — спросил охранник. — Там действительно кто-то есть?
Эмма снова расплакалась, потом наклонилась и подняла мой пистолет.
— Да, мои родители… Их держат там… в заложниках…
Она снова всхлипнула и, резко повернувшись, направила пистолет уже на своего спасителя. Рыдания мгновенно прекратились.
— Но вам не стоит забивать голову такими мелочами.
Я попытался вмешаться, но Эмма не дала мне такого шанса и преспокойно, даже не переставая улыбаться, спустила курок.
Пальцы, сжимавшие мою руку, разжались; охранник пошатнулся и рухнул на пол — с кровавой раной на месте правого глаза. Тело забилось в конвульсиях и затихло. Стреляла Эмма отлично.
— А ты, Деннис, упрямый парень. — Теперь она смотрела на меня по-другому — с холодной, злобной ненавистью, какой я еще не видел в ее глазах. — Пройти столько препятствий. Откровенно говоря, мы думали, что тебя уже взяли и предъявляют обвинения в убийстве. Да, такой поворот следовало предвидеть. Мы тебя недооценили.
— Кто вы? — прошептал я, не зная, что еще сказать.
— Мы? Ну во-первых, конечно, я, Эмма Нилсон, женщина, с которой ты переспал. И он… — она кивнула в сторону кухни, откуда доносились стоны Эрика Тадеуша, — мой отец.
Она взяла со стола бокал и отпила вина, явно наслаждаясь моей реакцией и своей победой и не обращая никакого внимания на мертвого охранника, лежащего на полу всего в нескольких футах от нее. Почему я был так слеп? Почему не разглядел за маской притворства ее истинную суть? Куда только подевалось чутье, которым я так гордился?
— Ты, наверное, думал, что его интересовали только дети? — продолжала Эмма. — Да, конечно, детишек он предпочитал всему остальному. Но, должна сказать, когда-то он был женат. На моей матери. Только вот она погибла в автомобильной аварии. Говорили, что это был несчастный случай, но я так не думаю. Полагаю, без его участия не обошлось. — Держа меня на мушке, она прошла мимо тела и, подойдя к двери, заглянула в кухню. — Так, папочка? Ты убил мамочку, чтобы заполучить меня, верно? Потому что ты — мерзкий, гадкий извращенец. — В голосе ее вместе с понятной горечью прозвучало что-то еще, может быть, торжество победителя, утвердившего наконец свою власть.
— Помоги мне, милая, — простонал Тадеуш. — Пожалуйста, вызови «скорую».
Будто не слыша его, Эмма повернулась ко мне. Милой и приятной ее сейчас не назвал бы, пожалуй, никто. Я видел злобное, порочное лицо.
— Знаешь, он начал трахать меня, когда мне едва исполнилось восемь лет. Восемь! Вот так-то. И каждый раз после этого делал мне какой-нибудь дорогой подарок. Украшение или редкую старинную куклу. Однажды, когда я вела себя особенно хорошо, даже купил миниатюрный «астон-мартин», чтобы я разъезжала на нем по саду. Не веришь? Скажешь, так не бывает?