— Что же вы так задержались?
— Я убирала у нее.
— А в свою комнату вы не поднимались? — спросила сестра Баркер.
— Нет.
— На вашем месте я бы не делала этого. Это очень далеко, и если вы кого-нибудь встретите, я не успею прийти к вам на помощь.
Издали снова раздались глухие удары.
— Опять! — сказала сестра Баркер. — Мне бы хотелось, чтобы это прекратилось. Стук действует на нервы.
Они прислушались, и Элен внезапно определила, откуда доносится звук.
— Это внизу, в подвале. Наверное, он стучит в окно, которое я кое-как подвязала. Должно быть, рама опять отошла,— и быстро добавила: — Там все в порядке. Изнутри окно закрыто ставнями, так что никто не войдет.
— Так или иначе, это преступная небрежность, — заявила сестра Баркер, намеренно широко зевнув.
— Вам хочется спать? — резко спросила Элен.
— У меня просто слипаются глаза, — сказала сиделка, зевнув еще раз. — Мне стоит большого труда держать их открытыми. Я приехала сюда прямо с ночного дежурства. Мне бы надо хорошенько выспаться.
У Элен пробежал холодок по спине. Еще одна кажущаяся естественной катастрофа! Она боялась, что сестра Баркер станет жертвой какого-нибудь подсыпанного в бренди наркотика, но та была просто переутомлена и действительно должна была выспаться.
Наблюдая за сиделкой, Элен поняла, что та не сможет просидеть с ней всю ночь. Ей надо было отдохнуть, поскольку она проделала нелегкий путь в открытой машине, наелась, накурилась и налила себе в чай хорошую порцию бренди. К тому же в запертом наглухо доме было очень душно.
Казалось, не было никакой связи между естественной усталостью сестры Баркер и таинственным заговором, направленным против Элен, и все же она боялась остаться в полном одиночестве и смотреть, как смерть приближается к ней. Все было спланировано с ужасной, пугающей точностью.
Вдруг сестра Баркер уронила голову на грудь, и это движение разбудило ее. Она медленно, покачиваясь, поднялась на ноги.
— Куда вы идете? — беспокойно спросила Элен.
— Иду спать.
— Куда?
— В комнату своей больной.
— Не надо! Не оставляйте меня здесь одну!
— Дом заперт, — заявила сестра Баркер.— Вам ничего не угрожает до тех пор, пока вы будете помнить, что нельзя открывать дверь. Если вы все-таки снова забудете, это уж ваше дело!
— Но все обстоит гораздо хуже! — простонала Элен. — Я не говорила вам раньше, потому что не была уверена.
— Не уверена в чем? — поинтересовалась сиделка.
— Я ужасно боюсь, что кто-то посторонний заперт с нами в доме.
Сестра Баркер скептически выслушала рассказ Элен об открывшейся двери на заднюю лестницу и об испарине на зеркале.
— Ветер, — сказала она. — Или мыши. Я иду спать. Можете идти со мной, если хотите немного подремать.
Элен не знала, что делать. Ей очень хотелось принять предложение. Если они запрутся в комнате, то окажутся словно в цитадели, вместе с больными — леди Варрен и профессором.
Но миссис Оутс останется снаружи, «в окопах». Несмотря на то что судьба обычно хранит людей, находящихся в таком состоянии, как миссис Оутс, Элен все же не хотела рисковать, оставляя ее одну.
— Может быть, нам удастся отнести миссис Оутс в Синюю Комнату? — спросила она.
— Протащить это пьяное бревно два пролета по лестнице? — сестра Баркер покачала головой.— Это не для меня.
— Но мы не можем оставить ее здесь. Не забывайте, утром нам придется отвечать, если с ней что-нибудь случится.
К счастью, Элен нашла слова, которые дошли до сердца сиделки, и та согласилась.
— Ну ладно, я лягу в гостиной.
Элен пошла за ней в большую безвкусно обставленную комнату, все еще ярко освещенную. Она хранила следы пребывания своих прежних обитателей — небрежных, избалованных молодых людей, делающих вид, что они безразличны ко всему, но слепо следующих за своими эмоциями.
На столе остались кофейные чашки с окурками внутри, скомканные газеты, раскрытые журналы, до краев полные пепельницы. Сестра Баркер подняла несколько атласных подушек, лежавших на полу, сунула их себе под голову, растянулась на широкой голубой кушетке, закрыла глаза и почти мгновенно уснула.
«Вот я и осталась одна, — подумала девушка. —Но если что-нибудь случится, я всегда могу ее разбудить».
Она осмотрелась. Зрачки ее были так расширены, что глаза казались совершенно черными. Элен не боялась, что ее убаюкает тяжелое мерное дыхание спящей сиделки: она была настолько возбуждена, что голова, казалось, распухла от пугающих воспоминаний.
Сквозь хаос пробивалась одна тревожная мысль, но Элен никак не могла ухватить ее.
Наконец она вспомнила: подвальное окно!
Оно было открыто в течение нескольких минут, когда засов внутренней ставни лежал на кухонном столе, а они со Стефаном слушали рассказы миссис Оутс.
У Элен сильнее забилось сердце, но она старалась успокоить себя. Вряд ли существовала хоть малейшая вероятность, что преступник, имея возможность спрятаться в любом месте этого безлюдного края, заберется в дом, полный народа, и уж совсем невероятно, что он найдет ту единственную щелку, сквозь которую можно пробраться.
«Но если он все же забрался, — думала Элен, — то сможет спрятаться в любом из темных подвалов. И когда все стихнет, проберется через моечную и кухню на заднюю лестницу».
Есть лишь один способ обезопасить миссис Оутс — основательно осмотреть весь подвальный этаж. Убедившись, что там никого нет, Элен должна запереть дверь из подвала на кухню и забрать ключ с собой.
Сестра Баркер не заметила, как Элен вышла из комнаты. Она спала так крепко, что не слышала даже завываний ветра, сотрясавшего высокие окна гостиной. Внезапно она проснулась, словно что-то разбудило ее, и села, протирая глаза. Освеженная сном, она огляделась в поисках Элен, которая охраняла ее, сидя рядом.
Но девушка исчезла.
Доктора Пэрри тоже больше не было в саду. Почти сразу же после того, как он увидел странную тень в окне спальни, свет потух. Когда погас свет доктор изо всех сил старался справиться со своим беспокойством. Может силуэт медсестры он принял за мужской? Может он паникует зря, и если бы в доме не было бы Элен, ему бы не казалось, что в доме происходит что-то странное? Может это чувства к девушке заставили его мыслить иррационально? Нужно с кем-нибудь это все обсудить, нужно выслушать беспристрастное мнение по этому поводу.
Пробежав рощей, он оказался у выбеленного коттеджа капитана Бина.
Жалюзи на окне не были опущены, и он видел освещенную лампой гостиную. Засучив рукава рубашки, капитан Бин сидел за столом, заваленным бумагами. Рядом с ним стоял чайник. Было очевидно, что он засиделся так поздно, работая над одной из своих статей о путешествиях.
Капитан бросив свою работу, подошел к двери, услышав звонок доктора Перри.
У него было чисто выбритое лицо с мелкими расплывчатыми чертами; кожа, очень белая от природы, была обожжена тропическим солнцем.
— Вы, наверное, удивлены, что я пришел к вам так поздно, — начал доктор Перри, — но меня беспокоит то, что происходит у ваших соседей.
— Войдите! — пригласил его капитан.
Доктор Перри был поражен той серьезностью, с которой капитан Бин выслушал его рассказ.
— В общем, — закончил он, — в этом доме есть девушка, о которой я очень беспокоюсь. Она такая хрупкая. И она очень испугана.
— На ее месте я бы тоже испугался — отрывисто произнес капитан Бин. — После того как я нашел у себя в саду сегодня вечером ту девушку, я сам не могу опомниться.
Доктор Перри, которому больше хотелось бы услышать успокаивающие или скептические высказывания, с беспокойством посмотрел на собеседника и подумал: «Может такая реакция капитана объясняется личным предвзятым отношением к соседям?» Следующее высказывание капитана подтверждало эту мысль.
— Мне никогда не нравился этот дом, да и все семейство профессора, — задумчиво произнес Бин. — Я пройдусь с вами; посмотрим, что там происходит.