— Только не называйте это чудовище щенком! — воскликнула Элен, когда овчарка вылезла из-под покрывала и пошла за своим новым хозяином в ванную комнату.
— Он еще маленький. — Голос Стефана выражал неподдельную нежность. — Я люблю собак и ненавижу женщин. Есть причины. Напомните мне потом, я расскажу вам историю моей жизни.
Он, насвистывая, увел собаку, и когда свист затерялся в недрах дома, Элен почувствовала легкую грусть. Она знала, что ей будет недоставать Райса. Но, еще раз оглядев комнату, где царил вопиющий беспорядок, она сказала себе, что будет меньше работы, если студент уедет, и поэтому предоставила грустить Симоне.
Чтобы выпить чаю, ей надо было спуститься вниз, в кухню. Не убрав комнату Райса, она поспешила к себе, чтобы скинуть жакет и ботинки. Поскольку было велено закрывать ставни только до второго этажа, она оставила все как есть.
Несмотря на то что Элен очень спешила, она позволила себе небольшую роскошь — постояла у окна, глядя вниз, в долину, и наслаждаясь чувством безопасности. Там, за стенами дома, притаилась липкая темнота. Она словно двигалась, подползая все ближе, вслед за порывами ветра. Ни одного окна не светилось в коттеджах, разбросанных далеко друг от друга.
«Интересно, где я стояла, глядя на дом, — подумала Элен. — Тогда казалось, что до него так далеко. Но я добралась до своей крепости, и сейчас мне ничего не угрожает».
Элен не знала, что со времени ее возвращения произошли некоторые, казалось бы незначительные, события, которые стали первыми трещинами в стенах крепости. Когда разрушение началось, ничто уже не могло остановить его; все, что произошло потом, было как бы клином, который постепенно все расширял брешь, открывающую дом силам ночи.
Глава 3. РАССКАЗ У КАМЕЛЬКА.
Элен спустилась в кухню по задней лестнице — спиралью крутых ступенек. На каждом этаже были площадка и небольшой коридор, дверь которого открывалась на парадную лестницу. Ступеньки были устланы старинным желто-коричневым линолеумом с рисунком под паркет.
Элен эта обшарпанная задняя лестница всегда напоминала о прошлом, о веселых и безмятежных днях детства.
Элен выросла в крошечной квартирке, где не было места не то что для горничной, но даже для кошки или большой шляпной коробки: детская коляска ютилась в ванной, а кладовая была встроена в единственный свободный уголок, который случайно оказался возле печки.
Спустившись на цокольный этаж, Элен услышала веселый звон чайных чашек и сквозь матовое стекло кухонной двери увидела отблеск огня. Миссис Оутс пила чай из блюдца и одновременно поджаривала себе еще один тост.
Это была высокая, статная женщина, широкоплечая и мускулистая, с грубоватыми чертами лица и выступающей нижней челюстью. Сейчас на ей не было формы горничной, и ее праздничную юбку предохранял от кухонной грязи фартук из уэльской фланели в черно-красную клетку.
— Я слышала, как вы сбегали по крутым ступенькам, — сказала она. — Но вы ведь имеете право пользоваться парадной лестницей.
— Да, я знаю, — ответила Элен, — но эта винтовая лестница напоминает дом моей бабушки. Слугам и детям никогда не разрешалось подниматься по парадной лестнице, чтобы не портился ковер.
— Очень интересно, — вежливо заметила миссис Оутс.
— И варенье… — продолжала Элен. — Сотни банок варенья, но клубничное и черносмородиновое давали только старшим. Дети получали ревеневое или тыквенное повидло… Мы, взрослые, бываем иногда очень жестокими.
— Это к вам не относится. Вам бы лучше сказать: «Эти взрослые».
— Эти взрослые, — повторила Элен, смиренно принимая поправку. — Я бы выпила с вами чаю, если вы не против, — ведь вашего мужа нет дома.
— С удовольствием. — Миссис Оутс встала, чтобы достать еще одну чашку и блюдце из старинного уэльского шкафа. — Как вам нравится мой чай? Чтобы заварить его как следует, нужно взять горячий чайник. Я вам дам такое же печенье, как у них в гостиной.
— Покупное? Ни за что на свете. Лучше дайте мне домашнего… Вы не можете себе представить, как мне у вас нравится, миссис Оутс. Час назад я думала, что мне больше не придется посидеть с вами на кухне.
Элен с удовольствием оглядела кухню. Это была очень большая комната с неровным полом, в темных углах притаились тени. Здесь не было ни белых эмалевых столов, ни застекленных полок, не было даже холодильника, но потрепанный ковер перед пылающим камином и прогнувшиеся плетеные стулья выглядели уютными и удобными.
— Ну и кухня, — сказала Элен. — И весь дом такой огромный! Наверное, вам и вашему мужу приходится нелегко.
— За Оутса можно не беспокоиться. — В голосе миссис Оутс слышались раздражение и горечь. — Чем просторнее, тем больше он пачкает и тем больше мне приходится убирать за ним.
— Здесь очень хорошо. Но все равно, у мисс Варрен будет сердечный припадок, если она увидит, что ставни еще не закрыты.
Элен посмотрела на небольшие, высоко расположенные окна. Они находились на одном уровне с садом, и сквозь забрызганное грязью стекло еле различались темные кусты, растрепанные ветром.
— Только что стемнело, — сказала миссис Оутс. — Я должна сначала выпить чаю.
— Разве вам не страшно здесь одной?
— Вы имеете в виду его? — презрительно спросила миссис Оутс. — Нет, мисс, я видела слишком много ленивых подонков, чтобы бояться кого-нибудь в брюках. Если он попытается сыграть свои штучки со мной, я сломаю ему челюсть.
— Но ведь он убийца, — напомнила Элен.
— Вряд ли он нас побеспокоит. Это вроде Ирландского приза — кто-то выигрывает, но не я и не вы.
Эти слова утешили Элен, и она, похрустывая тостом, почувствовала себя в полной безопасности. Мирно тикали старинные часы, мурлыкал рыжий кот, выбравший лучшее место на ковре у камина.
Внезапно Элен захотелось снова испытать щекочущее чувство опасности.
— Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне про убийства, — сказала она.
Миссис Оутс с удивлением посмотрела на нее:
— Но ведь это все было в газетах, вы что, не умеете читать?
— Я, конечно, слежу за всеми важными событиями, — ответила Элен, — но меня никогда не интересовали преступления. Все же, если убийства произошли здесь было бы странно не знать, как это случилось.
— Верно, — согласилась миссис Оутс, смягчившись. —Так вот, первая девушка была убита в городе. Она танцевала голышом в каком-то клубе, но оказалась без работы. Она пришла в бар и хорошенько выпила. Видели, как она выходила из бара раньше других. Когда вышли остальные, она лежала мертвая в канаве. Лицо у нее было черное, как уголь.
Элен вздрогнула.
— Второе убийство тоже произошло в городе, правда? — спросила она.
— Да. Эта бедняжка была прислугой. У нее был свободный вечер. Когда хозяин вышел в сад, чтобы погулять с собакой, он нашел девушку на дорожке; она была задушена, как и первая. И никто не слышал ни звука, хотя это произошло прямо перед окнами гостиной. На нее должно быть, напали совершенно неожиданно
— Знаю, — кивнула Элен. — На дорожке были кусты, похожие на человеческие фигуры. И вдруг один из кустов набросился на нее.
Миссис Оутс удивленно посмотрела на Элен и стала считать на пальцах:
— Так где я остановилась? Одна, две, три. Да, третье убийство произошло в баре. У нас тут все переполошились, потому что это было уже не в городе, а в сельской местности, рядом с нами. Девушка, работавшая в баре, на минуту заскочила в кухню, чтобы сполоснуть несколько стаканов, и через две минуты ее нашли там: она была задушена собственным кухонным полотенцем. В баре было полно посетителей, но никто ничего не слышал. Он, должно быть, незаметно прошел через заднюю дверь и набросился на нее сзади.
Слушая рассказ миссис Оутс, Элен испытывала чувство нереальности: такие вещи не могли произойти на самом деле. Но все эти ужасы обретали реальность, когда Элен, вспоминала о напоенном влагой мраке долины, о деревьях, льнущих к стеклам, так что в их очертаниях виднелись лица, искаженные гримасами, заглядывающие в окна, о подползающих в темноте кустах, которым словно хочется проникнуть в эту уютную кухню. Элен вдруг почувствовала, что она по горло сыта страхами.