- Если Серёжа простывает,- говорила Наташа. - Я лечу его мёдом и молоком, ложку мёда на стакан молока перед сном, и знаете, девочки, никаких лекарств не надо. На следующее утро он, как огурчик, бодрый, весёлый, ни кашля, ни насморка.
- Да ты что? – вскрикивала Маринка, театрально хватаясь тоненькими, словно веточки, руками за свою аккуратную головку с мелкими белыми кудряшками . – Какой мёд? Нужно сразу врача вызывать, делать анализ крови. А вдруг это менингит?
- Да тяпун тебе на язык, Маринка!
Обе женщины в негодовании взглянули на подругу.
Иногда разговор однокурсниц прерывался на то, чтобы сделать замечание своему ребёнку.
- Серёжа, отдай Стёпе машинку, он маленький, а ты уже взрослый мальчик!
- Стёпа, сикать не хочешь? Ой, девчонки, прямо не знаю, как его к горшку приучить.
- Юля, не валяйся на полу, пол холодный.
Находиться среди счастливых мамаш становилось, с каждой минутой всё невыносимее. Мои поползновения переключить их разговоры на что – то другое успехом не увенчались. Подружки меня словно не замечали. В этом, конечно был и свой, пусть и маленький, плюс. Я могла беспрепятственно чесать свою ногу.
Стены в бежевых обоях, цветы на подоконнике, круглая люстра над столом, стол со всевозможной снедью, всё это давило, хотелось на воздух, на тёмную морозную улицу, а ещё лучше к себе домой. Вот приду, закроюсь в своей комнате, залягу на тахту с книжкой и буду представлять себя на месте главной героини. И пусть бабушка ворчит, что любовные романы – это пошлость и безвкусица. Для меня это уход от скучной унылой реальности, от проблем, от вот таких дурацких, бестолковых дней.
Но прежде чем окунаться в мир розовых грёз, нужно немного побороться за счастье в реальной жизни.
Я ,решительно ,встала из за стола и отправилась в прихожую, чтобы взять из сумочки телефон.
В трубке раздались протяжные гудки. Я посчитала это добрым знаком, по крайней мере Валерик вновь доступен.
- Да, - послышался на том конце мужской голос.
Все заготовленные слова куда -то пропали, остались лишь разрозненные мысли, которые никак не желали собираться воедино. С чего начать? Что сказать? О чём спросить?
- Инга, чего тебе? – в голосе Валерия зазвенела сталь. Но вот только меня уже сталью не напугаешь, после сегодняшней встречи с белым барсом. Вот дура! С чего это вдруг я о нём вспомнила?
- Валера, привет.
Фу! Как жалко звучит мой голос. Да и что я ему прямо сейчас предлагать себя стану? Вот здесь, в этой прихожей, на фоне пронзительного детского визга и смеха подруг?
- Я бы хотела встретиться.
- Соскучилась что ли?
Теперь из трубки сочился яд. Какими же ядовитыми могут стать всего лишь несколько слов. Возникло желание бросить трубку и больше никогда не набирать этот номер. Но нет, нужно сдержаться, если я не хочу вновь ходить по школьным коридорам, словно зомби, если не хочу в подавленном настроении вернуться к подругам и тихо ненавидеть их за то, что они счастливы, а я нет.
- Соскучилась, Валер.
Лгунья! Да не скучала я по нему ни чуть! Было неприятно ощущать себя брошенной, одинокой, никому, кроме бабушки не нужной. Было страшно осознавать, что я упустила свой шанс на счастье, понимать, что я не такая как все нормальные женщины, у которых есть мужья и дети. Но вот чего не было совершенно, так это тоски по Валерке.
- И куда ты меня вновь собираешься тащить? На выставку кукол или в музей часов?
Теперь из трубки сочился ни яд, а жидкий багрог, способный убить тысячу вампиров за раз.
Только бы не расплакаться, только бы сдержаться, только бы набраться сил, чтобы произнести эти слова. Сейчас или никогда.
- Я думаю, что встретиться лучше у тебя.
Я это сказала! Я сделала всё, что могла. Теперь решение за ним.
- Хорошо, завтра суббота, и я не занят. Приходи к девяти вечера.
Голос на том конце провода потеплел, смягчился, а у меня отлегло от сердца.
Я не стала возражать, не стала уверять Валеру в том, что девять вечера – слишком позднее время для свидания, а попрощалась с ним, как можно беспечнее, словно мне ничего не стоит прийти к нему хоть вечером, хоть ночью и отсоединилась. С бабушкой разберусь как – небудь.
Напрасно я думала, что после разговора с Валериком мне будет легче вернуться за стол к подругам. Теперь мне непреодолимо хотелось домой, зализать ожоги, оставленные ядовитыми словами Валерия, подумать, что сказать бабушке.
Поблагодарив Аньку за тёплый приём и богатый стол, я покинула душную квартиру, оставив за спиной девчонок с их детьми. Сердце слегка кольнула обида на подружек. Ни одна из них не попросила остаться, ни одна не выразила опасение, что я могу наткнуться на того самого маньяка, что без меня им будет скучно. Я им была не нужна. Своё дежурное «Пока», девчонки бросили мне как- то небрежно, мимоходом, же лая поскорее отделаться от моей персоны, чтобы вновь вернуться к такому интересному разговору о хороших и плохих педиатрах.
Во всём подъезде было темно. Наверное, кто -то вновь выкрутил лампочки. От понимания того, что сейчас мне придётся на ощупь спускаться с пятого на первый этаж, меня передёрнуло. Мало ли кто затаился на лестничных площадках и сейчас караулит наивную жертву, чтобы оглушить её по голове чем то тяжёлым и ограбить.
Я стояла в темноте, не в силах сделать шаг. Вот кто меня гнал? Ну посидела бы с девчонками, ну послушала бы о соплях и какашках, ничего бы со мной не сделалось. А сейчас, если вернусь, поднимут на смех. Да и подруги мои – дамы самостоятельные, свободные. Как надоест им болтать, позвонят своим благоверным, те примчатся за ними. А я так не могу. Если время перевалит за девять вечера, бабушка начнёт бомбардировать меня звонками, требуя вернуться домой, названивать Наташе, чтобы та меня проводила. Вечер девочек будет подпорчен моими проблемами, а я удостоюсь множеством безобидных, на взгляд подруг, подколок.
Не плачь, Инга! На морозе плакать вредно, испортится кожа лица.
Но плакать хотелось, от страха, от безысходности, от ощущения собственной несвободы. Ну какую девушку в двадцать два года будут одолевать подобные мысли, о тревожащихся бабушках и об обязательной явке домой не позже восьми. Иногда родительские любовь и забота приносят не только благо, но и ставят вот в такое дурацкое положение. Бабушке нужно, чтобы я вернулась не позже восьми, а как я это сделаю, похоже, её мало волнует.
- Не бойтесь, Инга, - раздался за спиной знакомый голос, такой же тёмный, бархатный, густой и обволакивающий, как окружающий меня мрак. Словно он был частью этой тьмы .
- Вы меня преследуете? – обречённо проговорила я.
Вместо того, чтобы начать оправдываться, мол, у меня здесь дела, к знакомому заходил, снежный барс ответил то, чего я никак не ожидала услышать:
- Я вас оберегаю.
И эта фраза прозвучала так , будто бы оберегать меня входило в его прямые обязанности, словно он выполнял работу, пусть не такую приятную, но хорошо оплачиваемую.
- Не припомню, чтобы нанимала телохронителя, - огрызнулась я, тут же прикусив язык. Ну ни дура ли? Сама стою в тёмном подъезде, потерянная и напуганная, но грублю человеку, который предлагает мне свою помощь. А помощь ли? Может быть он и есть тот самый маньяк, о котором недавно писали в газетах.