— Слушай, завтра утром у меня назначена встреча со Святейшим жрецом Польнео, — он на ходу накинул мне на голову капюшон платья, укрывая от крупных капель начинающегося дождя. — Я должен доложить о смерти отряда и о Амэрэнте Даловери, но… — Торе чуть замедлил шаг.
— Давай спрячемся, ливень будет, — не могла отдышаться от быстрой ходьбы.
— Не время! — выкрикнул инквизитор вместе с раскатом грома. — Амэ, мы сможем попытаться… просто попробуем кое-что. Пока ни о чём не спрашивай, хочу, чтобы у тебя не было времени на раздумья — первое решение всегда правильное, остальное — сомнения. Ты узнаешь всё завтра вместе со Святейшим.
Глава 4
Терпеть не могу сюрпризы, они далеко не всегда бывают приятными. Попыталась понять чувства инквизитора, но ничего не разобрала. Только забила себе голову десятком вероятных исходов завтрашней встречи со жрецом. А вот в голове Торе, наконец, разошлись тучи, дав здравому смыслу занять законное место. Он остановил случайный экипаж, и мы шмыгнули в карету. Синьор возница, гнал лошадей по улочкам Польнео, стараясь успеть до дождя, и, слава высшим силам, у него получилось.
Тор пригласил нашего спасителя в дом выпить по чашке кофе и переждать непогоду у камина. Я с ними в гостиной не осталась. Седой с залысинами слуга в шёлковом камзоле сообщил, что синьор Ромео просил подготовить для нас с Тором комнаты, а сам задерживается в госпитале. Не могла ждать ни минуты и попросила проводить в спальню немедленно, сославшись на сильную усталость.
Коснувшись пальцами каменного льва, скользнула ладонью по перилам из красного дерева и почувствовала себя знатной особой. Слуга вёл вверх по лестнице. О, это был путь не на второй этаж роскошного дома — мы возносились на небеса! Как бы ни фыркала в сторону напыщенных богачей, но желание окунуться в незнакомый, манящий мир шика горело во мне кострами инквизиции. Грудь разрывало на части — хотелось крепко выругаться, выплеснув восторг, в то же время обстановка требовала держать безмолвную невозмутимость.
Как только слуга вышел за дверь, я беззвучно завизжала, кружась по комнате. Пусть на время, пусть на чуток, но это всё для меня — фрески на стенах с видами на залитые солнцем виноградники, широкая кровать с золотыми завитушками на спинках и… огромный камин! Выбеленная рама, почти не тронутая копотью, с лепниной в виде лесных нимф завораживала, а огненное сердце внутри билось, словно живое. Мечта — сидеть в высоком мягком кресле, накинув шерстяной плед на ноги, и не думать о дойке коз, сборе хвороста и прочей ерунде.
Завалившись на кровать, прижала к груди подушку. С потолка, из пушистых облаков, на меня смотрел карапуз с крыльями за спиной. Круглая попка, пухлое тело в перетяжках, беспечный взгляд синих глаз малыша-ангела заставил улыбнуться. Вот кого мне напоминает Торе! Я уже видела похожую картинку на рынке. Художник продавал свои работы за смешные деньги, но у меня тогда кроме дыры в кошельке ничего не было. Ох, каких сил стоило сдержать слёзы, когда уходила от расставленных на тротуаре шедевров.
Проснулась и с удивлением поняла, что пасмурный день успел смениться темнотой ночи. По-прежнему обнимала подушку, лёжа на спине. Тело затекло, пришлось неуклюже барахтаться в попытках встать с постели. Я определённо не дотягивала до знатной синьорины. Эти хохлатые птички наверняка не позволяют себе кряхтеть спросонья, как лысые кабаны великих земель Ханерды.
— Амэ, ты спишь? — дверь приоткрылась, впуская в комнату слабый свет из коридора.
— Проснулась уже, — спрятав натугу в горле, поднялась и сладко потянулась.
Тор сжимал в перепачканных чернилами руках рогатый канделябр с четырьмя свечами. Оставив его на столе у окна, инквизитор поправил почти угасший огонь в камине — пламенное сердце зашипело смолянистыми поленьями, отбрасывая блики на пол.
— Синьор Сальваторе вылил на себя кувшин с чернилами? — шутливо поскребла ногтем кляксу на руке Тора, когда он подошёл ближе.
— Амэ, я иногда слышу твои мысли, а ты? — он сунул руку за спину. — Ты слышишь мои?
— Нет, — с сожалением поджав губы, замотала головой.
— Давай попробуем?
— Но — как?
— Просто смотри на меня.
Чувствовала жгучее желание Тора впустить меня в свое сознание. Неслась навстречу его мыслям по горящему морю синих глаз. Стало душно, голова закружилась, и в ушах зазвенел чистый как звон колокольчиков хор. Разноголосье, расставленное по ступеням нот, стремилось слиться в водопаде песни. А-капелла растекалась по комнате, эхом отражаясь от стен, будто мы с Торе стоим посреди собора, окутанные порхающим туманом пения. Грянуло гудение органа, я вздрогнула и покрылась мурашками от величественного союза голосов и инструмента.
— Ты слышишь, — круглые щёки инквизитора поплыли от широкой улыбки.
— Слышу, — задрав голову к потолку, подмигнула ангелу-карапузу.
— Не-е-ет, — Тор сморщился, музыка прекратилась, — брось, я вовсе не похож на этого увальня с крыльями.
— Почему нет?
— Он какой-то слишком уж… толстый, — хмыкнул инквизитор, положив руки мне на талию.
Попытка закружиться в танце закончилась провалом. Синьор Сальваторе отдавил мне пальцы на ногах — стоит поучиться у него, если есть желание сделать партнёршу калекой. Может, Торе и читает лучше меня, но танцы точно не его конёк. Частенько приходилось отплясывать на шабашах с фавнами, а это не шутки…
— Ай, Торе! Ой! — прыгая, как на углях, держала его за плечи. — Ты — неуклюжа!
— Правильно говорить — неуклюжий, — он наклонился вперёд, и я, прогнувшись, повисла на его сильных руках, затёкшая спина громко хрустнула. Торе скорее помог подняться и, уткнувшись носом в мою макушку, хрюкнул от смеха. — Никудышный из меня романтик, синьорина Амэ… Надо настроиться! — Тор выпустил меня из объятий и зачем-то опустился на четвереньки.
Святейший инквизитор прополз чуть ли не половину комнаты. Остановившись у тяжёлого комода, грохнул кулаком по деревяшке между последним ящиком и полом. Доска выпала, он засунул под комод руку и вытащил пыльный бутыль.
— Это что ещё такое? — смотрела на нелепую картину и не могла сдержать смех.
— Вино, — кучерявый, улыбаясь, потряс бутылкой. — Мы с Ромом раньше жили в казармах инквизиции, там не разгуляешься — никаких излишеств. Прятали бутылочку вина в укромном месте, а по ночам вставали промочить горло. Казармы остались в прошлом, но традиции лучше не нарушать.
Торе соорудил из подушек на кровати что-то вроде гнезда и, плюхнувшись на край, принялся открывать бутылку. Поразительная способность инквизитора быстро менять настроение и атмосферу вокруг себя приводила в замешательство. Встретив несколько дней назад жестокого вершителя святейшей справедливости, не ожидала обнаружить в нём благодетель и уж точно не думала, что он может быть милым.
— Ждёте приглашения, синьорина? — звук вытащенной пробки, и Тор сделал первый глоток. — Присоединяйтесь, будьте любезны.
— Вот так — из горла? — я устроилась на подушках и не решалась принять протянутую бутылку.
— Амэ, кажется, этот дом, а особенно его хозяин, убивают в тебе дух авантюризма.
— Причём здесь Ромео?
— Ну-у-у, — Сальваторе чуть не силой забрал у меня бутылку, — я вижу, как ты смотришь на него, а что ещё интереснее, — он перешёл на шёпот, — знаю, что ты думаешь о нём. У тебя отличный вкус — Ром хорош собой и прекрасно воспитан.
— Вот как, — смутилась, вспомнив, как кровь разгоняется при виде красавца-лекаря, — лезть мне в голову теперь твоё любимое занятие?
— Мне бы в сердце, а не в голову, — серьёзно заявил Торе.
— Чего? — не ожидала, что инквизитор, ходивший вокруг да около, выскажется так прямо.
— Я куплю мандолину и буду петь серенады, пока ты не окажешься в моих объятьях, Амэ.
— Гитару.
— Почему гитару?
— Лучше звучит.
— Согласен.
Последние глотки мы сделали в полудрёме. Слышала, как бутылка мягко стукнулась о ковёр, Торе засопел. Отвернувшись, обняла подушку, голова немного кружилась, я начала проваливаться в сон.