— Ты хотел их на базар? — удивился Явор. — А я бы…
Послышался громкий переливчатый свист. И тотчас из-за кустов выскочили десятка полтора сельских ребят.
— Попались, урки?! — крикнул бежавший впереди здоровый парень с рыжими космами. — Бей жуликов!..
— Прижимай в угол!.. Тащи палки!.. Бей их комьями! — командовал высокий мальчишка в гимнастерке с оторванными рукавами, который, судя по всему, был у них за атамана.
Полетели здоровенные комья сухой глины. Как ни уворачивались, Сеньке попало в живот, Ивану — в плечо.
— Рогатки к бою! — Скомандовал Олег. — Выше пояса не целить! А то глаза повыстебаем!..
Маленькие кремушки, стремительно выброшенные резиной рогаток, сразу вывели нескольких противников из строя: кто схватился за бок, кто за ногу. Нападающие отступили за деревья, и стало их заметно меньше, чем вначале.
— Ага! Половина уже удрала! — радовался Явор.
И вдруг у Олега поплыли радужные круги перед глазами — кто-то сильно ударил по голове сзади. Вскрикнул, схватился за поясницу Феодал. Олег обернулся. За их спиной, на заборе, сидели четверо мальчишек с комьями земли в руках.
— Стреляй! — крикнул Толька. — А то они нас поубивают!
Олег выдернул из кармана пистолет.
— У него пистоль!.. Тикай, ребята! — закричали вокруг.
— Не бойся! — остановил их атаман. — Он деревянный!
— Деревянный?! Да я вас сейчас всех!..
Полыхнув огнем, пистолет оглушительно выстрелил. Мальчишки кубарем слетели с забора, а остальные с криком бросились врассыпную. Олег догнал атамана, дал подножку, и тот покатился по траве. Налетел было Феодал, но Олег оттолкнул его:
— Лежачего не бьют!.. А ты, атаман, поднимайся!
Опасливо косясь на черную рубчатую рукоять пугача, выглядывавшую из кармана Олега, атаман сел:
— Ну чего вам?..
— Не бойся. Не тронем, — пообещал Олег. — Вы зачем напали?
— А чего вам, других садов мало?.. Вишню обнесли!.. Ветки поломали! Забор поломали! — отчаянно выкрикивал атаман. — Раз он инвалид, так можно грабить? Да?!
— Да не трогали мы вишни! И не ломали ничего! Мы в первый раз тут, — вмешался Явор.
Постепенно атаман успокоился. Рассказал, что они с хутора Алёнина, в версте отсюда, из колхоза имени Парижской коммуны. Зовут его Гринька, а фамилия Котляров. Сад принадлежит Игнатию Савушкину, который потерял ногу в боях с белогвардейцами. Кто-то уже второй год разбойничает: струшивает фрукты с деревьев, ломает ветки. Вот они и решили подстеречь…
Олег тоже рассказал, как они сюда попали. Но окончательно убедился Гринька в том, что они говорят правду, только тогда, когда Олег дал ему посмотреть пугач, Гринька долго крутил его в руках, щелкал курком, удивлялся:
— Вот холера! Как правдышний!.. Бабахнул — аж сердце покатилось… Постреляют, думаю, нас сейчас, как цуциков!..
— Ты вот что. Зови дружков. Чего по кустам прячутся? — сказал Иван. — Небось, думают, что мы тебя живьем съели.
Гринька убежал и через несколько минут вернулся с двумя мальчишками. Познакомились. Большого, рыжего, звали Ермолаем, а того, что поменьше, черненького, — Левкой.
Расставались далеко за полдень. Сидели на шпалах в ожидании попутного поезда, и Олег рассказывал о приключениях Шерлока Холмса.
Гринька с Ермолаем и Левкой махали вслед, пока поворот не скрыл и их, и саму железнодорожную платформу.
Сигнал о том, что пора уже подумать о зиме, подала Сенькина мать, тетя Клава, принеся домой мешок щепок, которые она насобирала где-то по пути с работы. Теперь и Олег с Семеном стали везде высматривать: а нет ли тут чего-нибудь деревянненького? И тащили домой все: обрезки досок, чурбаки, выпрошенные на стройке, поломанные ящики от магазина. А чаще всего — сухие ветки деревьев.
Собрали по огромной куче. Сенька радовался:
— Вот хорошо! Может, и на две зимы хватит!
Но когда они сначала во дворе у Явора, а потом у Олега попилили дрова и сложили в сарай, расстроились оба:
— Пилили-пилили, а дров кот наплакал! Надо такое найти, чтоб сразу много дров получилось, — сказал Олег.
— Правильно! — обрадовался Сенька. — Давай столб распилим, что у трамвайного депо валяется.
— Столб-то трамвайный! — напомнил Олег.
— Был трамвайный. А теперь ничей. Он там сто лет лежит! Пошли посмотрим, — настаивал Сенька.
Они поколупали столб железкой. Правда, подгнил местами. Досмотрелись: так у него же вот и костыли вбитые остались! Значит, стоял столб, пока хороший был. А когда подгнил — выкопали и на его место новый врыли.
Притащили двуручную пилу. И пошла работа!.. Когда подошел этот мужчина с портфелем — они и не заметили.
— Вы что это делаете? Кто разрешил?!
— Пилим, — выдернув пилу, ответил Олег.
— Нам разрешили! — отступая к трамвайному вагону, соврал Явор. — Начальник разрешил… Все равно, говорит, сгниет… Чего об него людям спотыкаться…
Мужчина нахмурился. Потом улыбнулся:
— Спотыкаются, говоришь?.. Говорил же коменданту, чтоб убрали!.. Ладно. Пилите уж заодно и этот, — и ткнул ногой в совсем еще хороший с виду столб. — Только с одним условием.
— С каким?! — радостно спросили мальчишка.
— Чтоб не учились врать! — погрозил пальцем и пошел.
— Дяденька! — крикнул вдогонку Явор. — А если не поверят?
— Поверят, — обернулся мужчина. — Скажете, начальник трамвайного депо разрешил… Уфимцев, — и, увидев обалделые лица мальчишек, расхохотался…
Едва они управились с дровами, как в один день, будто сговорились, матери Сеньки и Олега привезли уголь.
Хорошего угля сейчас на складе не достанешь. Заводам и железным дорогам и то едва хватает. Привезли всего по полтонне. Так разве ж это уголь? Один штыб! Он и гореть не будет… Но, как говорится, голь на выдумки хитра. Придумали-таки люди рецепт, чтобы штыб и пыль гореть заставить.
Целую неделю Сенька и Олег с шестилетним Мишкой, который ни в чем не хотел отставать от старшего брата, бегали в. одних трусах, черные от угольной пыли, то в Сенькин двор на Лермонтовской, то в Олегов на Гимназической.
Превращение штыба в горючие лепешки дело несложное, но требовало больших усилий и самоотверженности. В железное корыто насыпали штыб, добавляли глины по выверенному рецепту, наливали воды и тщательно перемешивали. Потом в старые сковородки накладывали густую массу и, быстро перевернув, шлепали на расстеленные по двору доски.
Через два дня угольные лепешки, высохнув на солнце, становились твердыми, как кирпичи. А зимой будут гореть они, что твой кусковой антрацит. Только дров не жалей для растопки.
— Ах, помощнички мои дорогие! — похвалила их мама Олега. — Зимой с теплом будем… Только не много ли глины кладете? У меня из полутонны никогда так много не получалось.
— Не, мам, не много! — уверял Олег, радуясь своей предусмотрительности: третью часть он уже успел спрятать в сарай и завалить дровами.
Нет. Не показалось маме. Угольных лепешек наготовили так много, что, пожалуй, и из тонны штыба столько не сделаешь… А получилось это вот как. Возвращались однажды Олег и Сенька с Дачного поселка через территорию станции Нахичевань-Донская. Видят — на крайних путях вагоны стоят. Из открытых дверей рабочие лопатами уголь выбрасывают. Покончили с одним вагоном — перешли к другому.
Откуда ни возьмись — начальник железнодорожный. Заглянул в один пустой вагон, в другой и крик поднял:
— Безобразие! Вагоны грязные бросили! Не приму работу?
— Не будем мы с вениками елозить!.. Время дорого! Пусть ваши уборщицы выметают! — заупрямились рабочие.
— Ты, Николай, бригадир. С тебя и спрошу! — сказал начальник высокому горбоносому грузчику. — Чтоб все вымели! — И ушел.
Олег радостно подтолкнул Сеньку в бок — и к бригадиру!