― Та-ма!
Я резко обернулась. Среди высокой травы стоял ребёнок, годика два, не больше. Пухлые ручки и ножки, чумазое личико с грязными разводами, тёмные почти чёрные волосики, торчащие в разные стороны с висящими травинками и другим мусором и огромные пуговицы влажных карих глазюк.
― Тама!― малыш повторил и протянул ко мне ручонки.
Упав на колени, я схватила ребёнка в охапку:
― Маленький… Как же ты тут оказался?! Где твои родители?― приговаривала я, прижимая его к себе и поглаживая по спинке.― Ах, ты ж мой хороший!― не переставая, я тискала его, а малыш, вцепившись мне в волосы малюсенькими пальчиками, захлюпал носом и заревел.
― Тихо, тихо, маленький, тихо… успокойся, не плачь. Я с тобой, ты не один, я рядом, ничего плохого не случится…― пыталась я его успокоить, да и себя тоже. Не переставая гладить, я поднялась и начала оглядываться, держа ребёнка на руках: «Что же делать? Где, кого искать? Не может быть, чтобы он был здесь один!»
― Эй, э-э-эй, люди!― завопила я.― Кто-нибудь?! Э-э-эй! Кто дитё потерял?! Кто-нибудь!― я кричала, пока не охрипла. Но ответа не получила. Река тихонько текла, ветер шелестел листвой ― вокруг слышались только обычные звуки леса. Пока я кричала, малышок затих, но держался за меня ещё крепче.
― Что ж с тобой делать?― я опустилась на траву, держать ребёнка было тяжеловато. Малыш был красивый, хоть и грязный, только непонятно мальчик или девочка. Приподняв его замурзанное личико, я улыбнулась и спросила:
― Ты кто? И как тебя зовут?― естественно, что на ответ я не рассчитывала, просто продолжала разговаривать и улыбаться.― Вот меня,― я ткнула пальцем в себя,― зовут Карина. А как тебя зовут, маленький?
Ребёнок рассматривал меня, не разжимая ручонок, и через несколько секунд выдал:
― Та-ма!― и при этом так солнечно улыбнулся, показав маленькие зубки, что от умиления навернулись слёзы.
― Ну тама, так тама!― опять притянув его к себе, я соображала как поступить.
«Такой маленький ребёнок не мог уйти далеко, значит, где-то рядом есть селение, хотя Дайк говорил, что хорошо обжитые земли начнутся ещё через пару дней пути от реки и по другую сторону. Но кто знает…― я почесала нос,― как я шла и правильно ли держала направление? Возможно, я сократила путь или отклонилась в сторону, но в любом случае факт остаётся фактом: на руках ребёнок и нужно искать людей или вместе с ним идти дальше».
Пока я так размышляла, малыш пригрелся и заснул, но пальчики продолжали крепко держаться за мою рубашку. Я вгляделась внимательней и слегка ощупала детское тельце: он не был тощим, но и пухленьким его никак нельзя было назвать, если и потерялся, то не очень давно. Рубашечка из плотной, но мягкой ткани грязно-серого цвета с длинными рукавами и тёмно-коричневые штанишки, порванные в нескольких местах, сквозь дыры в которых просвечивала нежная смугловатая кожа. На одной ножке был обут коротенький сапожок или ботиночек с завязками, а другая босая. Не считая нескольких царапин и укусов насекомых, других видимых повреждений не было. В темных всклокоченных волосах, от которых пахло тиной, застряло несколько слизких водорослей. «Ребёнок был в воде!― уверилась я.― И как только не утонул! В рубашке родился, наверно».
Теперь стало понятно, что делать дальше: нужно переправляться на другой берег ― малыш оттуда. Тихонько сопя, найдёныш спал на моих руках и, глядя на такое милое личико, совсем не хотелось его будить. Громко причмокнув, малыш засунул пальчик в рот. «Голодный…― посетовала я на свою глупость.― Разговоры разговаривала, а покормить не догадалась, вот тупица. Хотя чем? Вяленым мясом?»
Хотя чему удивляться-то, своих детей у меня не было, да и не будет уже. И благодарить за это надо свою дурость, наивность, непроходимую глупость и «неземную любовь» в виде бывшего мужа. Который категорически не хотел детей, «пока не встанем на ноги», как любил он повторять. Но как оказалось, мой супруг только мне так говорил. А я, дурочка влюблённая, повелась на уговоры, верила всему, заглядывала в рот, ловя каждое слово, и получила…
Тяжелейшее осложнение после прерывания беременности и неутешительный вердикт врачей. Оставалось только кусать локти и выть по ночам, глядя на своих племянников, таких классных мальчишек моей сестры. Всё! Не хочу об этом вспоминать! Сама во всём виновата, и ничего уже не попишешь. Я вытерла рукавом слёзы.
Малыш зашевелился. Распахнув глазки с длинными пушистыми ресницами, он опять улыбнулся и произнёс своё любимое, как я уже поняла, слово: